Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Мой старший внук Святослав больше всего любит синий цвет. Стоит нам выйти с ним гулять, я только и слышу: синий, синий, синий… Чаще всего я сразу замечаю, что же такое синего цвета он увидел: рекламный щит, машину, курточку на ком-нибудь. Но иногда, как я ни верчу головой, мне долго не удается найти синий объект. Последний раз мы стояли с ним перед витриной с коллекцией бабочек в зоомагазине, и он мне все время повторял: синий, синий, синий. Я видел золотистых, медовых, палевых, черных, сиреневых бабочек с яркими разноцветными пятнышками, но глаза мои синего ничего не находили. «Покажи мне: где ты видишь синий цвет». Он попросил поднять его повыше и показал пальцем на верхний ряд. Там я увидел бабочку, у которой по краешку крылышек проходила синяя кайма. Выбрав в шкафу книжку в синей обложке, Слава просит: дай почитать. Садится и листает взрослую книгу, иногда совершенно без иллюстраций, что-то бормоча на тарабарском своем языке. Сказки мы с ним читаем перед дневным сном. К сожалению, это происходит только в выходные, когда мы забираем его к себе на целый день. Бывает так, что, прочитав одну сказку, переходим к другой, и пока не закончим всю книгу – а это может длиться и минут сорок – сна ни в одном глазу.

Но бывает и по-другому: дочитали до конца, он просит: начинай сначала. Помню, как однажды «Кошкин дом» прочитал от начала до конца семь раз. В последнее время Слава все чаще просит: расскажи сказку про меня. И я начинаю придумывать историю о том, как пошли гулять наши два кота Тимоша и Томас вместе с пуделем Уллисом в парк, а потом забрели в лес и потерялись, и как Слава отправился их искать, и какие приключения с ним случились. Иногда я думаю, может, стоит эти истории записать на диктофон, а потом сделать из них детскую книгу, но каждый раз, когда я начинаю внуку рассказывать сказку о нем самом, оказывается, что диктофона нет под рукой, то мы так уютно устроились под пледом, что и вылазить не хочется. Временами я забываю детали, и однажды он поймал меня на том, что я пропустил один эпизод, где ему помогали то ли шмели, то ли пчелы. Пришлось придумывать что-то про шмелей. Когда невестка собралась рожать второго ребенка, мы увезли Святослава на дачу. Вообще-то он знал, что у него скоро появится братик, а пока он живет у мамы в животике. Иногда он подходил к матери и просил: а можно я его поглажу, и легонько, едва-едва прикасался к округлому животу. Появившись после дачи дома и увидев малыша, Слава опешил: кто-то занял его место. Теперь мама все время держала его на руках и на просьбы Славы взять его на руки отвечала ему: ты у меня уже большой, а вот Петенька маленький, он пока ничего не умеет: ни кушать, ни бегать, ни разговаривать, ни играть. Пожарная машина, которую он очень хотел иметь и которую ему подарили от имени меньшего брата в первый день, когда он его увидел, ситуацию немного сгладила. Мы встретились с ним через неделю. Спрашиваю: поедешь со мной на дачу? Молчит. «Тебе не понравилось? Ты же так хорошо там играл. И белки по тебе соскучились, и бабочки каждое утро спрашивают: когда Слава появится?» Молчит. «Не хочешь со мной, тогда с папой и мамой поезжай». «С папой и мамой поеду», – был с ходу ответ. И тут я сообразил, что появление братика он связал с тем, что мы с женой увезли его на дачу. И как только я спросил его, поедем ли еще раз, он тут же подумал: вот поеду, а когда вернусь, тут еще кто-нибудь появится. Три месяца Слава по-настоящему ревновал мать к братику. Доходило до истерик. В ответ на увещевания, что он уже большой, обычно говорил: а я хочу быть маленьким, как Петя, так же плакать все время, кушать, как Петя, и не ходить на горшок – Петя же не ходит. Однажды сын повез к врачу детишек. Проезжали мимо аэропорта Внуково, и невестка стала рассказывать: что отсюда летают самолеты, и следующим летом все вместе они полетят на море на большом-пребольшом самолете. Слава слушал очень задумчиво, а потом и говорит: «А можно, чтобы Петя полетел сейчас?» Я часто ему повторяю: «Святослав, я тебя очень люблю», а он мне в ответ: «Нет, не любишь. Ты Петю любишь». И тогда я отвечаю, что люблю их обоих. Ревность как-то прошла в один день. Сын собрался с ним в зоопарк. Оделись, а он и говорит: «Давай Петеньку возьмем, чтобы на зверей посмотрел, а то ему скучно спать и спать». С этого дня он не говорил больше, что хочет стать таким, как братик, а наоборот, всем повторяет: братик маленький, а он уже большой. В прошлое воскресенье наши с ним хорошие отношения чуть не разладились. Из-за пустяка. Он гонял по квартире, изображая джип. Я же временами появлялся на его пути, играя роль светофора: красный – стоять, зеленый – можно мчаться дальше. То ли он не услышал, то ли не смог вовремя остановиться, когда я сказал, что красный, но он побежал дальше, и тогда я превратился в милиционера. «Нарушили правила. Почему? Могла авария случиться!» Стоит, молчит. Вдруг в глазах слезы появились – вот-вот заплачет. «Ты же не хотел? Ты случайно? Больше никогда не будешь на красный ездить?» Стоит, кивает головой, а слезы вот-вот польются. И тогда я посадил его себе на шею, и мы помчались снова вокруг стола, по коридору, на кухню и обратно. Я так и не понял, почему он обиделся. И меня это всерьез мучит.

…Когда друзья меня спрашивают: как чувствуешь себя дедом, я им искренне отвечаю: совсем не чувствую. У меня такое ощущение, что у меня четверо детей – трое мальчиков и одна девочка. И разница в возрасте у них совсем небольшая…