Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Самая страшная потеря – не дома. Его можно построить заново. Не работы. Можно найти место еще лучше. Не денег и богатства. Все наживается. Самая страшная потеря – собственных детей. Когда они еще не оперились. Не ушли из родительского гнезда. Что бы с ними ни случилось, виноватым всегда чувствуешь себя ты, кто не уберег, не предотвратил, не сумел помочь. Неправда, что раны заживают. Они лишь затягиваются тоненькой корочкой, которая поминутно трескается, причиняя невыносимую боль.

Я шел по Бесланскому кладбищу. Вокруг меня были сотни похожих одна на другую могил. Только цветы стояли у каменных плит разные: где белые осенние хризантемы, где красные георгины. И у каждой могилы бутылки с водой. Голуби тихо ворковали на древе жизни. И это были единственные звуки, которые я слышал. Все остальное, даже звуки моих шагов, тонуло в какой-то ватной тишине. Меня бил озноб. И я никак не мог с ним справиться. Потом, когда мы покинем кладбище, мне расскажут, что, когда открывали этот памятник, привезли откуда-то издалека, чуть ли не из Москвы, сотни голубей, а когда их выпустили, они стали садиться на могильные плиты, плечи родственников погибших. И люди теряли сознание. Казалось, что души умерших не хотят покидать эту землю. Это было похоже на «белые снеги», которые «идут прямо в небо с земли».

Первую школу хотят снести. Может быть, и надо это сделать – невыносимая боль смотреть на это здание, проживать каждый раз, когда взгляд падает на нее, все те минуты, часы и сутки, которые стали настоящим адом для запертых внутри и еще страшнее были для оставшихся снаружи. Но спортивный зал надо оставить, накрыв его непрозрачным куполом. Как память, как предупреждение, как напоминание. Оставив спортзал нетронутым, мы словно оставим послание нашим детям, которые уже никогда не вернутся назад. «Ты напиши мне в землю. И я тебе напишу». Здесь у воздуха другая плотность. Идешь словно среди невидимой большой толпы. Ощущаешь чужое присутствие, но не видишь тех, кто рядом с тобой. Их давно уже нет, но осталась их боль, которая никогда никуда отсюда не уйдет. Я закрыл глаза, и мне почудилось, что я слышу вздохи, всхлипы, хриплое дыхание. Открыл, и наваждение исчезло. Со стен смотрели на меня детские лица, улыбчивые, задумчивые, радостные. И еще раз я спросил у Бога, как уже спрашивал не раз: за что он отдал их безумцам, для которых ничего святого нет. Они давно уже предали не только себя. Они предали и своего Бога. Почему Всевышний не дал возможности взрослым спасти их? Я не знаю ответа на этот вопрос. Но и не хочу верить, что Бог просто играет в кости с человеческими жизнями и историей вообще. Еще долго в тот день, стоило мне на мгновение отвлечься от разговора, я слышал тот неразличимый шорох, сплетенье звуков, вздохов, стонов.

На следующий день у меня было два открытых урока в школах-новостройках Беслана. Министерство образования и науки Северной Осетии – Алании организовало благотворительную акцию «Ученые Москвы – детям Беслана». Представители ведущих вузов столицы, среди них членкор РАН, профессор МГУ Владимир Малахов, профессор Высшей школы экономики Лев Любимов, профессор Московского государственного университета экономики, статистики и информатики Александр Смирнов и другие, давали уроки по школьной программе и мастер-классы для преподавателей. А худрук «Ералаша» Борис Грачевский показывал детям свои новые сюжеты. Мы же разбирали с ребятами на уроке обществоведения тему «СМИ – четвертая власть?». Поделили класс на три группы: одна стала редакцией, другая – администрацией президента, а третья – читателями. Редакция подготовила вопросы президенту страны, его администрация организовала интервью. А читатели потом оценивали, какие вопросы задавала редакция и как отвечал президент. В первом классе главной темой интервью выбрали следующее: почему мы не можем справиться с терроризмом? Во второй школе редакцию интересовал вопрос: как относится президент к суду над Калоевым?

Честно говоря, я боялся, что наш разговор так и или иначе коснется событий прошлого сентября, и, зная, сколько вынесли эти дети, мне не хотелось еще раз бередить их раны, снова напоминать им о том, что им никогда не забыть. Но эти травмы, эти воспоминания можно вытеснить на периферию сознания, заменить их другими. Потом мне рассказали ученые, которые занимаются реабилитацией бесланских детей, что ребят легче вытолкнуть из замкнутого круга воспоминаний о трагедии, чем взрослых. О чем бы сегодня бесланцы ни говорили, они все равно возвращаются к тому дню, который разделил их жизнь на до и после…

…Меня пригласила на эту акцию в Калининграде, где мы вместе были на конкурсе «Учитель года России», первый заместитель министра образования и науки Алании Алина Левитская. Но в начале октября она свалилась с сердечным приступом. И к моему приезду уже три недели была на больничном. Наш самолет на Москву опаздывал на три часа. В столице впервые пошел настоящий снег. И вдруг я увидел Алину Афакоевну. «Я не могла не прийти». Мы проговорили с ней три часа. О Беслане, об учителях, о детях. Она мне сказала: «Эта боль не пройдет никогда. Мы будем с ней жить вечно, даже на том свете. Но боль становится меньше, если видишь, как много людей, далеких и совсем тебе незнакомых, разделяют твою боль…»