Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

До райцентра от гостиницы было ехать часа четыре. Вначале мы с Александрой говорили о национальном проекте, потом о затянувшейся зиме, морозах, которые все еще стоят по ночам, перескочили на дачи: что у кого растет и где кто что взял. Я ей рассказал смешную историю про императорские рябчики – потрясающе красивые многолетники. Несколько лет назад в Амстердаме на цветочном рынке в самый канун Рождества я купил буквально за бесценок огромный букет только что срезанных тюльпанов – штук пятьдесят. Вместе с букетом я купил у того же продавца луковицы нарциссов, черных тюльпанов «Королева ночи» и, кажется, штук пять рябчиков. Я положил пакет в ящик гостиничного шкафа. На следующее утро мне показалось, что в нашем номере пахнет селедкой. Притом запах был особый. Не той селедки из бочки, за которой я не раз стоял в очереди, будучи пацаном, когда ужин из отварной картошки и пары селедок с луком и постным маслом казался просто изобилием, а той, которую наши братья-вьетнамцы в университетском общежитии жарили почему-то только по воскресеньям. Я принюхался, обошел все углы, выглянул в окно, зашел в ванную, открыл шкафы: запах шел от моего пакета с луковицами.

Александра рассказала свою историю про то, как лет шесть назад во время урагана высоченная осина, росшая у забора, рухнула на участок к соседу, правда, ничего не повредила, но легла в метре от окна и парадного входа. С тем соседом они давно не ладили из-за сорняков. Александра приютила на своем участке много дикорастущих растений, они красиво вписались в клумбы и бордюры. А у соседа все было культурно: газончик и пара дизайнерских цветников. Ветер разносил семена дикарей по округе, и каждую весну сосед ругался: снова вражеская агрессия всякого чертополоха и клещевины… А потом она вдруг стала рассказывать мне о своих детях. Их было двое у нее. Старшая Настя – четырнадцать лет, и младшая Маша – четыре года. Настя родилась, когда она уже закончила педагогический университет. С Лешей они поженились на последнем курсе. Он учился в летном училище. Жили счастливо и безбедно. Леша вскоре попал на международные авиарейсы, возвращался домой с деньгами. Шура, отдав сына в ясли, пошла в школу преподавать. Когда они где-то появлялись вдвоем, все смотрели им вслед: она – высокая, тоненькая, как стебелек, с гладкими черными волосами, рассыпанными по плечам; он – косая сажень в плечах, бицепсы так и выпирают из-под рубашки, смоляные черные волосы и зеленые глаза. А потом стали домой звонить стюардессы, вначале одна, потом другая, после рейсов Леша начал задерживаться, а то и вовсе приходить на следующее утро. Однажды, вернувшись домой, Шура потребовала развода. Он не упирался. Они разменяли их трехкомнатную квартиру, и она, продав свою часть, уехала в свой город, из которого когда-то и приехала поступать в столицу.

Работу дома нашла быстро. Сначала завучем, потом директором школы, затем заведующей роно. К тридцати пяти годам ее забрали в городское управление. К тому времени она была уже второй раз замужем, успела защитить кандидатскую диссертацию и родить вторую дочку – Машу. Игоря она встретила на каком-то областном мероприятии. Он чем-то напомнил ей Лешу, но был выше, и волосы у него были светлые. Игорь служил. Майором. Любил рыбалку и охоту, посидеть с друзьями, выпить немного водочки, был рукастым: все в его руках спорилось. И не был ни разу женат. «А не попалась та, которую полюбил бы по-настоящему. Вот разве ты, Александра! Пойдешь за меня?» Они прожили три года. Игорь дослужился до подполковника. Шура тоже получила повышение. Она приходила домой уставшая, вся в нервах, с кучей бумаг, которые надо было пересмотреть до утра, а он, как всегда, веселый, с легким запахом дорогого коньяка. Если бы не ее мама, которая смотрела и за Настей, и за Машей, убирала, готовила, Александра давно бы уже попала в больницу с нервным истощением. А еще и докторскую надо было писать. Однажды вечером она застала маму плачущей. «Игорь ушел». – «Куда ушел?» – «Насовсем ушел, сказал, что ты слишком много работаешь и ему не нужна жена, которая пропадает в своем образовании по двадцать четыре часа все 365 дней в году». Мир рухнул снова. Как рухнул пятнадцать лет назад, когда они расстались с Алексеем. Всю ночь она проплакала, а утром, накрасившись, сказала себе: надо жить, и поехала на работу – никто так и не узнал, что с ней вчера случилось. Узнали позже. Сочувствовали, жалели, радовались, ехидничали. У каждого из нас есть и друзья и враги, и завистники и доброжелатели.

«Знаете, я год жила как в тумане. Игорь ушел и унес с собой меня половину. Я повторяла себе каждый день: надо жить. И вот я живу. А Настю вчера с милицией привели домой. С подружкой украли в универсаме какую-то бижутерию. Мелочь. Охранник заметил. Вызвали милицию. Я ее чуть вечером не убила. В первый раз в жизни на нее руку подняла – ударила по лицу. Потом всю ночь ревела. И зачем я вам все это рассказала?.. Давайте лучше про нацпроекты. Что вас еще интересует?»

…Я посмотрел в окно. По полю мчался заяц. Ни погони на земле, ни преследователя в небе видно не было, а он куда-то летел по зимнему полю, не видя и не слыша вокруг себя ничего – безумец, «крови живой стакан».