Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Я вернулся. Хотя в конце прошлого лета твердо для себя решил: все, хватит, закрываем эту рубрику, а с нового года придумаем на это место что-либо другое, например, главные новости прошедшей недели будем ставить, новые документы или высказывания политиков об образовании. Мне показалось, что за десять лет, с небольшими перерывами, – сам поражаюсь: неужели столько времени я почти каждую неделю писал свои «сто строк» – рассказал вам все, что мог рассказать. О своих приобретениях и потерях, о любви и ненависти, о своей семье, о верности и предательстве, о беспричинной ревности. О времени, которому совершенно безразлично, кто мы и где мы. Это мы больше о нем волнуемся, сокрушаемся, что оно быстротечно, неуловимо; грустим, понимая, как неожиданно будущее становится настоящим, мгновенно превращаясь в прошлое.

Все мы стремимся к будущему, следуя указаниям из четвертого сна Веры Павловны, героини почти забытого романа Чернышевского «Что делать?», и при этом страстно мечтаем, чтобы прошлое не так стремительно уносилось от нас. Я писал об этом десятки раз, так и не научившись жить по принципу, который мне когда-то сформулировала моя бабушка, рассказывая о своей жизни: «Прошлого нет, все было вчера. Чтобы не жалеть о прошлом, живи каждое мгновение так, словно оно – целая жизнь». Я бы и хотел так жить, но не получается. Но я часто вспоминаю бабушкины слова. Особенно по утрам, когда просыпаюсь в плохом настроении, смотрю за окно, а там серая слякотная погода, не поймешь, где небо, а где асфальт. Тогда я говорю себе: пусть уныло, пусть сыро, и тучи стелются по самой земле, и ветер прогрызает насквозь кости, но где-то там за тучами есть солнце, и оно светит, пытаясь пробиться к тебе; подожди, наступит день, и снова все засияет яркими красками, птицы запоют, деревья оживут; радуйся, что ты проснулся, что жив, что у тебя руки-ноги целы, а сколько людей сегодня не проснулись. Ты можешь встать и, нахмурившись, сказать: «Ах, какая мерзкая погода», выйти на улицу и тут же забыть о погоде. Потому что тебя ждут большие дела – твоя работа, встречи с людьми, разговоры о том, чем ты занимаешься последние двадцать лет. Сколько раз я говорил себе: все, пора с образованием завязывать, и каждый раз, почти приняв приглашение перейти на другую работу, в последний миг я понимал, что вот этого самого образования мне будет не хватать, как не хватает свежего воздуха в душной комнате после долгих редакционных заседаний. Не системы, а людей, которые в ней работают. Хочешь ты или не хочешь, но каждый человек, с которым ты хоть раз встретился в командировке, а тем более тот, о котором ты писал, становится близким тебе человеком, частью твоей жизни. Ты можешь об этих людях не вспоминать годами, но однажды, проснувшись посреди ночи, берешь перо и начинаешь писать им письма: каждому свое. Я давно усвоил простую истину: люди платят искренностью за интерес к их жизни. Если ты слушаешь, они рассказывают тебе то, что никогда никому не рассказывали. Каждый хочет, чтобы его выслушали. И мало кто согласен слушать другого. Я рассказал вам за эти годы десятки чужих историй. Иногда менял имена, города, перетасовывал события. Однажды человек, прочитав в газете чужую историю, спросил меня: кто тебе рассказал обо мне? Все здесь правда, и все не так. Я удивился: писал-то я совсем не его историю, даже не знал, что он тоже когда-то в день свадьбы повесил на мосту через речку увесистый замок, бросив ключ в быстрину, где его на лету поймала какая-то дерзкая рыба, потом он уверял всех, что это была радужная форель, но она в этих местах сроду не водилась. Я сказал тогда ему: твоя история – не моя история. Все в этом мире не ново под луной. Все повторяется. По чьему замыслу и зачем – мы никогда не узнаем. Хотя очень бы хотелось понять, что было до начала начал и что будет после конца всех концов. Ответ знает только тот, кто создал весь этот мир, нас с вами, создал, может быть, совершенно случайно, играючи в кости. Нам не дано разгадать его замысел, его письмена, которые зашифрованы в каждом мгновении нашей жизни, в шуме листвы, грохоте океанских валов, серебристом мерцании лунной дорожки на речном плесе, «узоре на шкуре леопарда». Если бы мы разгадали утаенный от нас смысл, мы бы стали равными ему. Иногда мне кажется, что тот, кто все это затеял, потерял знание, ключи смысла задуманного, отсюда и все эти вселенские катастрофы, катаклизмы, стремление человечества к самоуничтожению. Я и об этом писал. И о школе и учителях. О случайных встречах в кафе, на улицах больших и малых городов, на премьерах театральных спектаклей. Эти встречи тоже дарили мне истории, которые я вам рассказывал. О своем сыне и внуках писал, о доме на волынском Полесье, о маме, которая не хочет переезжать ко мне в Москву, говоря: «Я на третий день завою от тоски по своим цветникам, по кладбищу, где лежат все наши – мои братья, сестры, мама, твой отец и твой брат. Я прихожу разговаривать с ними, рассказываю им все новости, как день прожила, что у меня болит, и мне кажется, они меня слышат». Я писал о своих коллегах, с которыми работал или работаю. Все эти два месяца я думал: зачем я это делал? И вдруг понял: рассказывая вам все эти истории, чужие и свои, я пытался понять самое важное – так ли я живу, для кого и для чего? Делаю ли я хоть кого-нибудь немножечко счастливее, утоляю ли чужую боль, слышу ли чужое горе? И я понял: эти колонки, все эти «сто строк» – моя молитва о спасении собственной души. Они мне нужны, может быть, больше, чем вам. Именно поэтому я буду продолжать писать и ждать ваших писем.