Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Вот и подошел еще один год к концу. Он был разным: грустным и веселым; напряженным и спокойным; он дарил радости и приносил разочарования; он был похожим на многие предыдущие годы, и каждым своим днем он был новым. Мы его почти прожили, осталось меньше недели. Он уже почти история, прошлое. Можно жалеть о чем-то несостоявшемся, несбывшемся – о невстреченном человеке, о недосказанной кому-то истории, ненаписанном письме, непрозвучавшем телефонном звонке, несказанных словах благодарности, о непопрошенном прощении, о тяжелых, похожих на серое ноябрьское небо мыслях, да мало ли о чем можно жалеть. Мы никогда не живем в прошлом, даже если все время думаем о нем. Точно так же мы никогда не живем и в будущем, хотя бесстрашно рвемся к нему, как горьковский буревестник навстречу буре. Мы живем только в настоящем. И чтобы, как говорил замечательный герой Павка Корчагин или Николай Островский – боюсь, что это мое напоминание не понравится либералам, – не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, надо жить каждый день, каждое мгновение на «сто один процент души».

Эту формулу открыл для меня когда-то Николай Амосов, человек из того же ряда, что и Дмитрий Лихачев, Андрей Сахаров, Даниил Гранин. Он говорил о том же, о чем моя бабушка сказала мне перед самой смертью: «Все было вчера. Прошлого нет. Живи каждую секунду, живи так, словно она последняя». Об этом английский режиссер Дерек Джарман говорил в своем фильме «Витгенштейн», рассказывая историю последнего великого философа двадцатого века, который, будучи смертельно больным, каждый вечер приходил на берег моря и смотрел, как садится солнце в морские воды. Я спросил когда-то Джармана, он тоже умирал: «Вы не боитесь смерти?» «Я боюсь умирания, боюсь того, что время перестало подчиняться мне, оно несется быстрее, чем моя жизнь, я за ним уже не поспеваю», – был ответ. Мы старались весь этот год поспеть за временем. Нам это удавалось. Хотя, может быть, – будем самокритичны – не всегда. Почему я пишу «нам», а не «лично мне»? Потому что перед тем как сесть писать эту колонку, я перебрал пачку писем, лежащих в отдельной папке. Это письма мне от вас. И я еще раз убедился, что мы одинаково с вами чувствуем и время, и жизнь. Сильного человека от неприятностей иногда спасает юмор. К моему знакомому директору, независимому и талантливому, пришли проверяющие, ничего не нашли, но напоследок как бы случайно поинтересовались: «А почему у вас в кабинете нет портрета президента?» На что, не растерявшись, директор ответила: «В этой школе я президент. И вот мой портрет. Мне нравится». На другом конце России накануне выборов ярые пропагандисты одной из партий попросили директора дать задание детям поиграть в предвыборную агитацию: аргументированно убедить родителей голосовать за самую замечательную партию. Директор сказал: «Будет письменное указание сверху – сделаю». «Будет», – ответили ему. Пришли к областному начальнику системы образования. Тот ответил словами директора: «Будет письменное указание губернатора – сделаем». Пришедшие замялись. Распоряжения от губернатора не последовало. Может быть, для этих людей это было самым серьезным испытанием в их жизни – на прочность, на право учить детей самостоятельно мыслить, отстаивать свою точку зрения, не соглашаться со стереотипами и клише. Для меня прошедший год был счастливым, как и все прожитые годы. Когда мне бывало тяжело, я перечитывал ваши письма, и мне становилось легче. Они, эти письма, такие разные и не похожие друг на друга, как сама жизнь, как ни один закат или рассвет не похож на другой. Вот письмо от нашего автора – писательницы Виктории Багинской. Иногда я думаю: мне бы ее энергичность и задор! Я преклоняюсь перед этой талантливой и мужественной женщиной. Она как-то писала мне об учителях, детях, и вдруг фраза: «К сожалению, письмо выглядит небрежно, простите за это: когда-то красивый почерк ушел, как ни жаль, в прошлое, и глаза не те, и руки. Простите великодушно». Это мне надо попросить прощения у Виктории Ильиничны, что, может быть, не всегда вовремя отвечал на ее письма и не сразу передавал материалы в отделы. А Людмила Александровна Сер из Якутии стала для меня не просто читательницей, а почти родственницей. В своих письмах она рассказывает не только о работе, коллегах, сомнениях, но и о своей семье, любимой внучке, брате, которого недавно потеряла. А как точно написал директор Ревенской школы из Брянска Александр Николаевич Сущий: «Давит нужда. Москве этого не понять. Люди делятся на две части: у одной, меньшей, есть обед, но нет аппетита, у другой, большей, – отличный аппетит, но нет обеда». И хотя его резкие статьи, а вернее, размышления о том тупике, в который зашла – или загнали? – сельская школа, не нравятся чиновникам, мы их печатали и будем печатать, потому что «Учительская газета» – это газета таких людей, как Александр Николаевич. Я искренне благодарен за детальное письмо Михаилу Кислову из гатчинского лицея №3, которое он мне прислал после «Ста строк» о мужчинах в школе. Из его предложений родилась целая линия в газете на следующий год. Совет Людмилы Петровой из Покрово-Чечеринска Тамбовской области помог герою моей колонки. Он мне сказал: «Просто, но мудро, завидую ее ученикам и коллегам». Последнее в папке письмо от замечательной учительницы литературы, москвички Инны Яковлевны Кленицкой. Она пишет о той колонке, где я рассказывал о наших разговорах со своим внуком Святославом о жизни и смерти. Она считает, что не надо было ставить точку в разговоре, а надо было сказать, что умирает только тело, а душа продолжает жить вечно. Еще не вечер, и об этом мы поговорим с ним. Что же касается ее вопроса – верующий я или неверующий человек, – я верю, что есть силы выше человека, но я не знаю, какие они, где они, но очень хочу, чтобы они уберегли меня и мою семью, моих друзей и вас от бед и несчастий, от искушений и зла…

А год прошедший был замечательным, несмотря на беды, потери и огорчения, без них жизнь просто невозможна. Давайте будем вспоминать о нем, уходящем годе, с теплотой и радостью.