На чтение: ≈ 8 мин.Рождественская открытка вернулась. Я послал ее Рику Миллеру первого декабря. В Палм-Спрингс, где он жил последние десять лет, она пришла как раз 23 декабря, накануне католического Рождества, хотя Рик не католик, протестант, но я привык называть то Рождество, что предшествует Новому году, почему-то католическим. Рядом со штемпелем о прибытии стоял черный штамп «Адресат не найден». Открытка вернулась. Даже странно, никто не потребовал с меня доплаты за вторичную пересылку. С Риком Миллером я познакомился в девяносто первом году, 19 августа, в Бостоне, на местном радио. Мы с женой отправились на месяц в гости к своим друзьям, профессору экономики Эдвину Долану и его жене Кити. У нас было пятьсот долларов на двоих, чемодан сувениров и желание как можно больше увидеть своими глазами.
Америка оказалась совсем другой, чем нам ее показывали по телевизору. Побыв несколько дней в Вашингтоне, мы поехали на машине по восточному побережью до канадской границы. Останавливались в небольших городках, маленьких гостиницах, иногда у друзей наших друзей. Восемнадцатого августа над многими восточными штатами бушевал ураган «Боб», и мы застряли в маленьком городе, не доезжая до Массачусетса. Полиция закрыла все дороги, телефон не работал, напряжение электричества скакало, и мы выключили все лампы, зажгли свечи и сидели в гостиной, потягивая русскую водку, закусывая ее блинами, моя жена приготовила. Я с опаской поглядывал на потолок. Он был стеклянным. На него, не переставая, рушилась вода, словно где-то прорвало небесную плотину. Казалось, что если не вода, то ветки старого клена проломят эту хрупкую крышу. Хозяин дома был известным архитектором, сам проектировал свое жилище. Перехватив пару раз мой опасливый взгляд на потолок, он успокоил меня, сказав, что там армированное стекло чуть ли не в полметра толщиной. Мы еле уснули под треск старых деревьев и рев ветра. Утром я проснулся самым последним. Вернее, меня разбудили. Ураган стих. Но мне не эту новость хотели сообщить, а звали посмотреть что-то важное по телевизору. Зевая и потягиваясь, я вошел в гостиную. Там была такая тишина, будто в доме только что кто-то умер. На экране телевизора по улице Горького шли танки, в левом верхнем углу почему-то показывали Горбачева в черной рамке. «Очередной антисоветский боевик?» – спросил я, посмеиваясь. «В Москве государственный переворот. Надо собираться домой, там остался сын». Я застыл как вкопанный перед экраном. Когда до меня дошло, что случилось, я бросился к телефону. Никаких мобильников тогда и в помине еще не было. Сколько мы ни звонили, оператор вежливым автоматическим голосом отвечал, что с Москвой нет связи. Я только стал главным редактором «Учительской газеты», которая тогда принадлежала ЦК КПСС. И мне дали дачу в подмосковном правительственном поселке Усово. Дом на две семьи с двумя отдельными входами. Соседей не видно, густой лес вокруг, рядом Москва-река, асфальтовые дорожки по всей территории, охрана: когда приезжали гости, нужно было на проходной оставлять их данные. Уехав в Америку, мы попросили подругу жены, у которой была такая же дочка, как наш сын, пожить месяц на даче. Она согласилась. И вот мы были за океаном – двенадцать часов лету до Москвы, а сын в поселке, который, как я понимал, скоро начнут брать штурмом. Поменять билеты оказалось практически невозможным, до конца месяца их просто не было. Ни один телефон в Москве не отвечал. Тут до Кити дозвонился ее знакомый радиожурналист из Бостона, который знал, что у Доланов гостят друзья из России. Это и был Рик Миллер. Он мучил меня целый час в прямом эфире. Под конец передачи спросил: «Вы не боитесь своих резких оценок происходящего и вообще ситуации в Советском Союзе, у вас ведь там сын остался?» – «Не боюсь, может, именно потому, что у меня там сын остался, и я обязательно туда вернусь, что бы там ни случилось». Сына с дачи вывез мой приятель Женя Березин. Нам наконец удалось поменять билеты. Вскоре запретили Компартию, а через полгода не стало и Союза. С Миллером мы подружились. Когда я бывал в Америке, мы с ним встречались, переписывались. Из Бостона он вскоре уехал. Надо сказать, что он менял место жительства всякий раз, когда разводился со своей очередной женой. Жил в Колорадо, потом в Вермонте. У него была потрясающая коллекция записей классической музыки. И несколько лет он вел передачи на местном радио, рассказывая американцам о великих шедеврах композиторов и дирижеров. Потом его звали в Нью-Йорк, он не поехал. «Бешенство больших городов не для меня. Я человек тишины и шелеста плакучих ив», – написал он мне как-то. А потом он переехал в Калифорнию, Палм-Спрингс. Это место, где в двадцатые-тридцатые годы прошлого века жили многие голливудские звезды. Говорил, что хочет написать о том времени книгу. Однажды я оказался у Рика в гостях в Палм-Спрингсе. Такой красоты я нигде больше не видел. Отвесная трехкилометровая стена гор поднимается над пальмовой рощей, где бьют горячие источники. В пальмовой роще расположен сам городок, там вечное тропическое лето – плюс тридцать, на вершинах гор даже летом лежит снег, а за городом пустыня – плюс пятьдесят. И все это на маленьком пятачке… Два последних дня я разыскивал наших общих знакомых американцев. Наконец откликнулась Римма Перельман-Стингер. Она тоже дружила с Риком. В конце октября Рик со своей женой возвращался из гостей из Сан-Бернандино. На крутой горной дороге пьяный подросток на порше выскочил на встречную полосу и сбросил машину Рика в пропасть. Машина взорвалась… В октябре он писал мне: «Читаю, не отрываясь, новую книгу Науми Клейн «Доктрина шока». Вот это настоящая – хоть и левая – правда о глобализации. Интересно, что ты думаешь о той главе, где речь идет о роли транснациональных корпораций в распаде СССР?». Книгу я пока не нашел. Теперь найду обязательно. Но куда я теперь о ней напишу Рику?..
Выбор читателей
Комментарии