На чтение: ≈ 7 мин.Я слушал, как надвигается дождь. Когда первые капли ударили по листьям, птицы смолкли. Только одна не перестала. Заливалась среди березовых ветвей, будто радовалась, что ее никто не перебивает. В детстве отец нас с братом часто брал с собой, когда отправлялся в лес за дровами. По дороге он заезжал к знакомому леснику, жившему на опушке, поил лошадей, лесник угощал его своим табаком, а нас – березовым соком; пока взрослые курили, мы наблюдали, как лениво плавают в темном пруду зеркальные карпы, как проносятся над самой водой ласточки, вылавливая только им видимых мошек. Лесник нам с братом нравился. Он каждый раз при встрече рассказывал какую-то сказочную историю про деревья, кустарники, травы, цветы, ягоды, птиц и зверье.
Однажды он нам устроил настоящее испытание: что из нас получится. Мне было двенадцать, а брату моему Володе – восемь. Пока отец укладывал на телегу сушняк, лесник повел нас на свою полянку, которую, как он сказал, никому раньше не показывал. Дал в руки по ножу, по лукошку и сказал: «Смотрите внимательно». Брат сразу закричал: «Гриб! Белый! И еще один. И вот…» А я, сколько ни смотрел, ничего не видел. Лесник подошел ко мне: «Гляди не под ноги, а вперед, чтобы видеть все пространство перед собой». В конце концов я все-таки увидел белый гриб – маленький толстый бочонок с коричневой шляпкой. Взглянув в наши лукошки, лесник сказал брату: «Из тебя славный грибник выйдет». И мне: «А ты всегда на суп насобирать сможешь». Так оно позже и вышло. К Володе в корзину грибы словно сами прыгали, а я намотаюсь, все лощинки оббегаю, во все овражки позаглядываю и еле-еле дно корзины прикрою. А еще лесник говорил нам часто: без надобности ничего не ломайте, нужна палка – найдите высохшую ветку; ландыши собираете – не вытаптывайте все вокруг. Он показал нам полесскую орхидею – венерин башмачок и предупредил, что в нашем лесу осталось всего три таких растения, и если мы хотим, чтобы они не исчезли совсем, то не то что рвать их нельзя, даже рассказывать никому нельзя, что мы их видели. А еще лесник удивлял нас тем, что знал названия всех птиц, которые жили в наших местах, и различал их голоса…
К сожалению, я различаю лишь, как разговаривают городские воробьи, как воркуют горлицы, как каркают вороны и стрекочут сороки, как кукушки считают отпущенные нам годы, как курлычут журавли и клекочут аисты, еще соловья отличу от жаворонка, вот, пожалуй, и все мои познания… Одинокая птичка, не испугавшаяся дождя, напомнила мне не лесника, нет, он всплыл в памяти оттого, что я вспомнил про отца и брата, как мы однажды попали с ними под дождь на лугу, когда сгребали сено, и как лежали, спрятавшись от ливня под телегой, той самой, на которой не раз ездили в лес мимо лесника. Одинокая птичка напомнила мне пятилетнего мальчика Дзина, героя Кэндзабуро Оэ, который различал голоса, по крайней мере, пятидесяти разных птиц, и его отца Исану, который не мог запомнить это множество птичьих голосов, но с радостью слушал записанные на пленку нежные птичьи голоса и тихий голос ребенка, распознающего их. И еще я вспомнил, что Оэ списал Дзина со своего сына Хикари, что по-японски значит свет, родившегося умственно неполноценным. Маленьким он никогда не откликался на человеческие голоса, а только на птичьи. Когда ему было шесть, услышав, как щебечут пастушки, он сказал: «А вот пастушки», – это были его первые человеческие слова. С той минуты писатель и его жена стали общаться с сыном посредством слов. Мальчиком Оэ жил в деревне, окруженной непроходимыми лесами, на острове Сикоку, и у него были две любимые, околдовавшие его книги – «Приключения Гекльберри Финна» и «Чудесное путешествие Нильса». В последней книге он открыл для себя две мысли, оказавшиеся пророческими. Одна заключалась в том, что наступит день, когда он сможет понимать язык птиц, а вторая – что и он улетит когда-нибудь с дикими гусями, скажем, в Скандинавию. Выступая в Стокгольме с нобелевской лекцией, Кэндзабуро Оэ расскажет о своем сыне Хикари, который к тому времени стал не только работать в Центре профессионального обучения для умственно отсталых, но и начал сочинять музыку. Толчком для его музыкальных произведений послужило пение птиц. «Маленькие музыкальные фрагменты, которыми он начинал, отличались свежестью, радостью и сиянием. Они казались каплями росы на траве». Чем больше произведений сочинял Хикари, тем отчетливее в них слышался «голос плача и мрака души». Передавая этот голос музыкой, Хикари исцелялся от своей мрачной печали. Исцелялись и те, кто его слушал…
Кэндзабуро Оэ скажет в той лекции: «Мне кажется, то, что произошло с Хикари, – воплотившееся пророчество, что когда-нибудь я начну понимать язык птиц».
…Дождь стих. И стихла птица в березовых ветвях. Я поднялся и пошел искать роман Оэ «И объяли меня воды до души моей», который читал последний раз почти тридцать лет назад, про Исану, который умел слушать души деревьев и китов…
Петр ПОЛОЖЕВЕЦ
Выбор читателей
Комментарии