Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

В прошлые выходные мой трехлетний внук Святослав приехал к нам не с утра, как обычно, а ближе к вечеру, с родителями на ужин. Только открылась дверь, он сразу сообщил: «Галя, я так сегодня устал». «А что же ты делал, мой бедный?» – спросила жена. «Работал, помогал кубики переносить из одной комнаты в другую. За Петей присматривал (это младший шестимесячный брат), посуду мыл. А потом я подумал: поеду к Гале, отдохну, с котиками поиграю».

Вообще для своих трех лет Святослав очень серьезный парень. Интонации у него настоящего взрослого, в речи много вставных слов и междометий. Подходит он ко мне как-то и говорит: «Представляешь, а Тимоша спит!» Наш кот Тимоша спит двадцать четыре часа в сутки и просыпается, как коала, только покушать. «Неужели спит? Он, наверное, не услышал, как ты к нам пришел в гости. Пусть он досмотрит свой сон, а потом ты с ним поиграешь». – «А какой сон ему снится?» – «Наверное, про мышек или про дачу, как он летом спал в цветнике и ловил стрекоз и бабочек». – «Нет, ему снится еж». – «Какой еж?» – «Тот, который живет на даче рядом с компостной ямой». – «Ну, может быть. Тимоша точно его видел, когда бродил по зарослям». – «А что делает еж сейчас?» «Спит». – «Где?» – «В норке». – «Ему не холодно?» И так до бесконечности. Спать днем Святослав не любит. На все уговоры он отвечает одним словом: нет. Иногда мы читаем ему книжки, уложив его рядом. Но обычно, прослушав пару сказок, он заявляет: все, теперь пошли играть. Я придумал хитрость: «Если ты полежишь со мной, то я расскажу тебе сказку о том, как ты спасал нашего Тимошу от злой Бабы-яги». Мы ложимся, и я начинаю на ходу придумывать разные приключения. Главное, чтобы там все время присутствовал Святослав. Чем дольше сказка сказывается, тем монотоннее и тише становится мой голос. В конце концов он засыпает. Теперь, когда подрастает старший внук, я все больше вспоминаю, как мы воспитывали своего сына. То не делай, туда не ходи, это не бери, сиди прямо. Съесть нужно все, что положили на тарелку. Почему ты не собрал игрушки и разбросал книжки? Чем больше мы говорили: не делай это, тем чаще получалось наоборот. За свое детство он собрал все шишки и синяки, которые можно было только собрать. Хотя мы старались пыль с него сдувать. Я помню, как меня поразил мой друг француз Серж, у которого был такого же возраста сын, как наш Володя. Он работал в Москве. И мы часто ходили друг к другу семьями в гости. Серж что-то готовил, а Павлик крутился около плиты. Я бы уже сто раз сказал своему: не подходи, обожжешься, это опасно и так далее. Серж молчал, усердно смешивая какие-то экзотические ингредиенты для фамильного соуса. Павлик подошел слишком близко к плите, протянул руку и с криком отпрянул. Серж, не спеша, подошел к нему, попросил показать палец и сказал, что до свадьбы заживет, а сейчас нужно обработать ожог. Палец намазали какой-то мазью. «Теперь ты понимаешь, что плита – не игрушка». Павлик послушно кивнул головой. Другой раз я видел, как польский отец безмятежно наблюдал за своим сынишкой, играющим дверью. Каждый раз, когда дверь закрывалась, у меня щемило сердце от страха. Мне казалось, что мальчишка останется без пальцев. Стефан, наконец, заметил мое беспокойство. Сказал: пока ребенок сам не поймет, что это опасно, и не испытает боль, никакие нравоучения ему не помогут. Может быть, именно поэтому моя невестка с первых месяцев начала учить Славу чувствовать опасность: спускаться с кровати и слезать со стула нужно только задом, под столом нельзя разгибаться, дверь открывать и закрывать нужно только за ручку. И он все это уже знает и делает автоматически.

Помню чинный ресторан в Штутгарте. Рядом с нами за столом немецкое семейство: папа, мама и двое детишек-погодков, пяти-шести лет. Весь обед дети молчали. Даже стука ножей-вилок не слышно было. Лишь «спасибо», «пожалуйста», никаких «не буду», «не хочу». Ни одна крошка не упала на пол. Ни одна капля супа не пролилась на скатерть. Ресторан в Венеции. Рядом с нами два сдвинутых стола. На четверых взрослых пятеро детей. Через пять минут вокруг никого и ничего не слышно: только дети перекрикиваются между собой через столы. Взрослые словно не обращают на них внимания. Но это только кажется. Когда на меня вдруг начинает падать бутылка с водой, которую неудачно поставил на стол семилетний малыш, итальянская мама подхватывает ее на лету и, ничего не говоря, просто мило мне улыбается: мол, вы уж простите, сами понимаете, дети они и есть дети. Ресторан в Москве. Десятилетняя девочка. «Сама ешь. Я не буду. Это дрянь». Слышно всему залу. «Я хочу мороженое. Сейчас. Ах так!!!» Ложкой со всего размаху в тарелку с супом. Брызги во все стороны. На рубашку отцу, на платье маме. Соседи не замечают, что происходит за семейным столом. А там настоящая драма. «Это ты виновата, что она такая!» – «Нет, это ты виноват, потому что совсем не занимаешься своей дочерью!» – «Замолкни!» Родители уже завелись. По полной. А дочка спокойно ест суп, который минуту назад называла дрянью.

…Наши дети такие, как мы, их родители, дедушки и бабушки. Если хотим, чтобы они были вежливы и воспитанны, сами должны такими быть. Не хотим, чтобы они нам врали, никогда не должны им врать. Хотим, чтобы они любили работать, – сами должны работать по-настоящему. И еще: никто так тонко не чувствует фальшь, как дети.