Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Когда Шалва Александрович Амонашвили прислал мне приглашение на свой юбилей – семидесятипятилетие, я не поверил, что ему уже столько лет. Мне все время казалось, что ему пятьдесят, как тогда, когда я впервые встретил его. Я только начал работать в «Комсомольской правде». Редактором самого сильного и самого крупного отдела. Не знаю, говорят ли вам что-нибудь имена людей, которые работали в то время там, но для меня, провинциального собственного корреспондента, попавшего в Москву, «на этаж», эти люди были живыми легендами – Татьяна Яковлева и Ольга Мариничева, Валерий Хилтунен и Валентин Юмашев, Леонид Репин и Ярослав Голованов. Мне нужно было написать материал, который бы не просто заметили, а о нем заговорили в редакции и отделе. Я сразу подумал о Чернобыле. Эту тему я хорошо знал, много писал о том, что происходило в тридцатикилометровой зоне после аварии. Но решил пока не писать еще один материал о Чернобыле.

Во-первых, тема не новая, во-вторых, наш отдел был отделом школ, студентов, науки и «Алого паруса». Был в свое время такой замечательный клуб на страницах «Комсомолки». Когда после девяносто первого года в газете грянули перемены, и кадровые, и содержательные, клуб постепенно исчез со страниц газеты, а с ним ушли и подростки, которые постоянно тусовались в маленьких отделовских кабинетах. И тогда Ольга Мариничева посоветовала мне полететь в Тбилиси к Амонашвили, человеку, который «разговаривает со своими малышами полушепотом, на ушко». Я взял билет и отправился в Грузию. Шалва Александрович болел. Вечером после бассейна прошелся пешком остановку, и вот на тебе – к утру температура подскочила к тридцати девяти. Позвонил – не голос, сплошной хрип. Оценок в этой школе не ставили. Домашние задания ученики выбирали себе сами. С учителями тут даже первоклассники могли спорить, не боясь в глаза им сказать, что они не боги – иногда ошибаются. Это была первая тбилисская экспериментальная школа имени К. Ушинского. На четвертом этаже – лаборатория дидактики. С обычных уроков в этой школе начинался рабочий день Шалвы Александровича Амонашвили, уже в те времена доктора психологических наук. Шалва ввел тогда железный закон: ученый, уходя из школы, уходит из лаборатории. Потому что ученый без постоянной практики, что хирург без операций. Не спас подростка от трудной компании – не пиши о трудных детях. Найди что-нибудь другое для диссертации. Ведь сколько бед принесла, сколько судеб искалечила «бездетная педагогика», где были лишь абстрактные «субъекты» и «объекты», а не живые Саши, Пети или Тамрико и Сандро. Это было время перестройки. Педагогика тоже перестраивалась. Чтобы вернуть человека в педагогику, чтобы наука по-настоящему вырастала из практики, и создали тогда в Грузии первое в Советском Союзе экспериментальное научно-производственно-педагогическое объединение, куда вошла и школа №1, а генеральным директором объединения стал Амонашвили. Его когда-то серьезно обвиняли: вводя шестилеток в школу, он отнимает у них детство. Он кипятился: если это так, значит, я – государственный преступник. Не давал ему покоя, да и до сих пор не дает вопрос: что же такое детство? Пора? Возраст? Его шестилетки, придя в школу, разговаривая друг с другом, вспоминали: когда я был маленьким… Однажды во взрослой аудитории он спросил: хотите стать старше, в один миг, на двадцать лет? Ни одного желающего, и только маленькая девочка, случайно оказавшаяся там, сразу кинулась к сцене: «Дядя! Я хочу!» Уже многие годы Шалва просит своих ребятишек написать или рассказать, что их радует и что огорчает. Я храню несколько маленьких листочков на грузинском. На обратной стороне перевод Марины Кобахидзе. Вот что писали первоклассники. «Меня радует, что наконец выпал снег и город словно в новую шубу оделся». «Меня огорчает, что каждое утро из крана идет холодная, как лед, вода и нечем умыться». «Обидно, что мама выходит замуж, а я оказываюсь ей ненужным, иначе зачем бы меня отвозили к дедушке». Может быть, именно с этих сочинений и родилась у Шалвы мысль о том, что главное – научить детей верить. Поэтому, наверное, и появились все его последние книги, которые мы печатали на страницах «УГ» и которые я называю для себя библией потерявшегося человека. Знаете, печатать книги в газете всегда трудно: места не хватает, если начали, надо, несмотря ни на что, продолжать публиковать в каждом номере. Но однажды я понял, что мы правильно делаем, печатая у нас рукописи Шалвы. Меня встретила соседка, давно на пенсии, читающая только классическую литературу, свободно говорящая на французском и не пропускающая ни одного стоящего концерта в консерватории, и сказала: «Зашла случайно в школьную библиотеку к старой приятельнице по делам, увидела вашу подшивку, прочитала, не отрываясь, подачу за подачей «Без сердца что поймем» Амонашвили. Кто он такой? Он написал то, что нужно всем нам, кем бы мы ни были»… Я всю неделю сидел на уроках, ни слова не понимая по-грузински и понимая все, что происходило в классах. Каждый урок – спектакль, свои драмы и комедии, отыграть их в одиночку учителю – чего проще. И чего скучнее. Но эти спектакли каждый учитель играет вместе с Кэти, Мишей, Дато – с каждым. Свой материал я назвал тогда «Обычная школа». Потому что такой должна быть любая школа. Учителя были в той школе обычными, и дети тоже. Но строилась эта школа годами. Амонашвили уже тогда создал механизм реальной гуманизации образования, повернутого к человеку, к личности, создал новые формы общения на принципах сотрудничества, которые и рождают новый тип учителя и новый тип ученика…

…Дорогой Шалва Александрович! Еще раз вас с юбилеем! Оставайтесь всегда таким же энергичным, молодым, неунывающим! Приносите нам в редакцию рукописи своих новых книг! Мы очень любим вас и дорожим дружбой с вами.