Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Утро было как утро. Серое, с мелким надоедливым дождиком. Он шел по аллее парка. Бесцельно. Никуда. Сегодня у него был выходной. Впереди метрах в тридцати сидел маленький неуклюжий птенец. Алексей Петрович плохо разбирался в птицах. Мог синицу отличить от воробья, сороку от вороны, трясогузку от зяблика, и на этом его орнитологические познания заканчивались. Конечно, он узнавал еще чаек. Они днем и ночью галдят над заливом, а когда им надоедает море, они занимают город – скверики, парки, черепичные крыши старых домов. Что-то с криком пронеслось над его головой. Волна воздуха резко ударила по лицу. Это была чайка. Она вернулась обратно и почти спикировала на него. Теперь он понял, что впереди сидел детеныш чайки, и, чтобы не злить обезумевшую птицу, пошел другой аллеей. Он шел и думал, что таких дней, как сегодняшний, неприметный, ничем не запоминающийся, было в его жизни уже тысячи и еще тысячи будет.

Если завтра не упадет кирпич на голову, не накроет сорванным рекламным щитом. Или пьяный водитель не вылетит на тротуар и не впечатает его в ограду. Мы все умрем, думал он. Но когда – никто не знает, да и не надо этого знать. Даже смертельно больные люди не знают точно, когда они покинут эту землю. Их время удлиняется, растягивается, минуты превращаются в сутки, а сутки становятся годами. Время останавливается, усиливая боль и страдания во сто крат. Только очень сильные люди, узнав, сколько им отпущено, собирают волю в кулак и живут так, словно жизнь только началась. Он вспомнил свою родственницу Ирину Александровну, которая похоронила мужа, когда ей еще не было и пятидесяти. Она его любила, и он ее любил, это была крепкая, счастливая семья. Окружающие часто завидовали им. Нет, и ссоры у них бывали, и мелкие неприятности, и обиды, но они находили в себе силы простить друг друга, понять друг друга, сделать шаг навстречу – и снова жили как ни в чем не бывало. Он часто вспоминал историю двух подарков. Денег было в обрез, двое маленьких детей, а Ирине Александровне очень хотелось иметь торшер, чтобы поставить его в углу, рядом с креслом, и, когда дети уснут и вся посуда будет вымыта, а муж приляжет на диван читать газеты, взять в руки воспоминания какой-нибудь знаменитой актрисы, поставив чашку свежезаваренного чая на столик, отключиться от суеты, работы, детских болячек. Перед днем рождения мужа она невзначай обмолвилась: «Вот подарок тебе выбираю, может, торшер подарить, видела чешские в нашем магазине, как раз подойдет в гостиную». Он удивленно вскинул брови: «Ирочка, я тогда подарю тебе спиннинг…» Ей было шестьдесят, когда она почувствовала себя плохо, ее отвезли в больницу, сделали операцию, и врач сказал дочери, что у нее рак. Предупредил, что в лучшем случае она проживет шесть лет, в худшем – три. После операции Ирина Александровна быстро оклемалась, съездила в санаторий. Она так и не знала, что у нее, пока однажды, когда медсестра на минуту вышла из кабинета, а врача еще не было, не взяла со стола свою карточку и не прочитала диагноз. Все оборвалось. Вся жизнь за одно мгновение пронеслась перед глазами. Выйдя из кабинета, она никому не сказала ни слова, что знает про свою болезнь, но с этого дня полностью изменилась: стала жить так, словно ей было тридцать-сорок лет и вся жизнь была еще впереди. Она предложила дочери забрать внука из садика и сидеть с ним. По вечерам она ходила в местный театр и на концерты. Летом, когда дочь с зятем и ребенком уехали на месяц на море, отправилась в путешествие по Золотому кольцу, где жили ее дальние родственники, она отремонтировала памятник мужу и распорядилась своими небольшими сбережениями… Дети знали, что у нее за болезнь, и она знала, но жили они так, словно трагедия еще не вторглась в их мир, еще не началось движение в вечное никуда, к тому ночлегу, после которого уже не наступает пробуждение. Может быть, думал Алексей Петрович, что, живя так, не замечая болезни, не обращая на нее внимания, Ирина Александровна заставляла душу и тело напрягаться, заставляла болезнь отступить. Не отступила. Она умерла через четыре года…

…Алексей Петрович услышал громкий крик и обернулся. Чайка, вцепившись когтями в седые волосы старого человека, пыталась клюнуть его в лицо. Он побежал на помощь. Старик на его глазах как-то вдруг весь обмяк и свалился на траву. Чайка орала и летала кругами над ним. Когда Алексей Петрович подбежал к нему, он уже не дышал. Серые глаза удивленно смотрели в небо. По виску стекала тоненькая струйка крови. В кулаке он зажал утреннюю газету. Алексей Петрович подумал, что свою он так и не вытащил сегодня из почтового ящика. А неуклюжий птенец так и сидел посреди дорожки, вертя головой во все стороны…