На чтение: ≈ 8 мин.Максиму Ивановичу в этом году стукнет пятьдесят. «И когда они пролетели, эти полвека? – удивляется он. – Странно, но времени я не чувствую, дни бегут, годы прибавляются, а мне кажется, что мне все еще тридцать лет, и я такой же энергичный, неугомонный, сильный, как и двадцать лет назад. Я и сегодня могу сорваться с женой куда-нибудь в пятницу на выходные – в Псков, Ярославль, Таллинн или Звенигород, не готовясь заранее, не заказывая гостиницу, один-два звонка друзьям, и мы едем. Иногда электричкой, поездом, но чаще всего на машине».
Мы знакомы с Максимом Ивановичем сто лет. Когда-то в «Комсомолке» мне нужен был комментарий, и я позвонил в академический институт. Мне посоветовали обратиться к Максиму Ивановичу, он как раз закончил кандидатскую на тему нашей публикации. Мы встретились и подружились. Вскоре я узнал, что после пединститута он вернулся в родную Росянку историком. Его сразу сделали и завучем, а через год поставили директором. Ему было тогда двадцать два года. Он шутит, что в области точно был самым молодым директором, а может быть, даже и в стране. Так случилось, что их школу однажды посетил министр. Долго ходил коридорами, рассматривал стенды, рукописные журналы, разговаривал с коллективом, расспрашивал ребятишек, как им тут учится, а потом, отослав местное образовательное начальство общаться с педагогами, закрылся в кабинете с директором. Через неделю Максима Ивановича вызвали в Москву и предложили скромную должность в отделе, который занимался общим средним образованием. Пообещали карьерный рост и квартиру.
Я как-то спросил Максима: так о чем же говорил с ним министр? «Обо всем, – ответил он коротко. – Почему я решил стать учителем? Почему вернулся в Росянку? Что я читаю? Знаю ли всех учеников в лицо? Чего хочу от жизни? И еще он спросил: сколько времени я собираюсь быть директором этой школы. Я ответил: всю жизнь. Тут он заметил: ну, это посмотрим». «Не жалко было уезжать?» – донимаю я Максима. «Это был мой шанс, представь себе, деревенского мальчишку зовут в Москву, во мне увидели что-то такое, чего я, может быть, и сам в себе еще не разглядел. И я не отказался. Знаешь, я много рассказывал своей жене о Москве. Когда был студентом, мы туда не раз ездили. Кстати, я ведь женился как раз в тот год, когда стал директором. Ирина заканчивала школу, когда я начал работать учителем. Знаешь, я пока не вошел в класс, ее даже не помнил. Она ведь была на четыре года младше меня. А вошел в класс – застыл: такая красавица за первой партой, глаз не отвести. Но я ничего себе не позволял, ни лишнего взгляда, ни улыбки – это же деревня, все на виду, я первый год даже в клуб на танцы не ходил. А летом после выпускного мы поженились. Ира не захотела никуда поступать, меня не захотела бросать. Решили, что пока она устроится в библиотеку, наша библиотекарша как раз уходила в декрет, а дальше видно будет».
Они переехали в Москву, он стал работать в министерстве, через год поступил в аспирантуру, защитил диссертацию, через пять лет ушел работать в научно-исследовательский институт, еще через пару лет – докторская, теперь он профессор, заведующий кафедрой, учит студентов премудростям школьной жизни. Вот так и пролетели пятьдесят лет…
Мы пьем с ним пиво в выходные, и он мне рассказывает о недавней поездке в Таллинн. Их друзья живут в самом центре города. Из окон квартиры видны стены и купола Вышгорода. Они часами бродили тесными улочками старого города, возвращаясь по много раз в одни и те же дворики, обедали в ресторане на рыночной площади, наблюдая, как голуби пьют оставшуюся на камнях после первого весеннего дождя воду. А потом друзья отвезли их на самый большой в Эстонии водопад. Он был высотой метра три, выше по течению через реку висел мост. Его перила были увешаны большими и маленькими, старыми и новыми, дорогими и дешевыми, амбарными и миниатюрными замками. Сюда приезжают молодожены, вешают замок, а потом бросают ключ в реку, чтобы никто не смог открыть этот замок, чтобы ничто не смогло разрушить семью.
Он мимоходом посмотрел на меня: «А ты знаешь, что Ирина не первая моя жена?» Я не знал. Когда он успел? – промелькнула мысль. В институте, что ли? Максим заказал еще по кружке пива и рассказал мне всю историю своей жизни.
Нет, он не женился в институте, он в самом деле вернулся домой после диплома и женился на своей ученице Ирине. Росянка стоит на высоком берегу Клевани. Через нее переброшен пешеходный мост. После выпускного вечера, когда все разошлись, они еще долго с Ириной гуляли, а потом он привел ее на этот мостик, вытащил из кармана замок, лег на доски и защелкнул замок на балке под мостом, а ключ выбросил в воду. «Теперь нас ничто не разлучит». Когда они переехали в Москву, Ирина сказала, что пока посидит дома, надо попривыкнуть, обжиться. Через год он услышал от нее: «Максимка, я люблю тебя, но я схожу здесь с ума, этот город, его ритм, спешка, люди, они сводят меня с ума, я чувствую, что становлюсь сумасшедшей. Я не смогу здесь жить. Давай уедем обратно, в Росянку». Он объяснял ей, что она привыкнет, что полюбит этот город, что станет здесь своей, нужно лишь время и желание. Она стояла на своем: домой, обратно. Прошло еще полгода, и однажды она сказала ему: «Давай разведемся. Я уеду, пока я не умерла здесь. Ты ведь не хочешь моей смерти». Максим слушал ее и плакал, как маленький ребенок. И она плакала, слушая его. Они развелись.
Только через пять лет Максим женился. На аспирантке юрфака. Ее тоже звали Ириной. Он долго после развода не приезжал в Росянку, лет десять. Родители ездили к нему в Москву. Первая его Ирина тоже вышла замуж. Когда ему стукнуло сорок, он наконец отважился отправиться на родину. Вечером один пошел на пешеходный мост через Клевань. Мост совсем состарился. Скрипел под каждым шагом, как старый дед. Максим лег на доски, вытянул руку, пытаясь нащупать замок. Замка не было.
Выбор читателей
Комментарии