Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Однажды я застыл в галерее Брера в Милане перед картиной Андреа Мантенья «Мертвый Христос». Посмотрел на дату – 1506 год – и не поверил своим глазам: так не могли рисовать в то время. Стал искать другие работы художника. Он больше нигде не использовал ни такую композицию, ни такие краски. Обычно, когда смотришь на картины европейских мастеров Средневековья, сразу понимаешь, какому времени они принадлежат, особенно если на полотне изображены дети. Даже великие мастера той эпохи не умели рисовать детей. Они все выходили у них со взрослыми лицами. Когда смотришь на некоторые картины Эль Греко, трудно представить, что жил художник в ХVI веке. Вытянутые фигуры Христа и апостолов (сразу вспоминается Модильяни), непривычное сочетание тонов и красок (так экспериментировали постимпрессионисты), складки одежды нарисованы, как на картинах кубистов.

Я ехал из заснеженного Мадрида, где снег валил, как в Москве, но, едва достигнув земли, тут же таял, в Толедо, бывшую столицу Испании, в город Эль Греко. Толедо встретил меня умытым утренним дождем. Он искрился в лучах яркого солнца, еще недостаточно горячего, чтобы быстро высушить город. Огромные бриллианты рассыпало утро по всему городу: на кирпичной кладке домов, сером граните ворот, серебристой брусчатке сверкали капли воды. Скворцы чинно расхаживали по траве в крошечных сквериках, неспешно вылавливая себе что-то на завтрак. В узких улочках пахло свежим хлебом и крепким кофе. На голове Сервантеса устроилась неведомо откуда взявшаяся чайка. Она время от времени приподнималась, хлопала крыльями, встряхивала головой, будто собираясь улететь, но так никуда и не улетела.

Я допил свой кофе, попросил счет и внезапно встретился глазами с женщиной, которая сидела напротив меня за соседним столиком. Она была в черном легком пальто, черной водолазке, прическа, как когда-то у Мирей Матье. Женщина улыбнулась. Я тоже. «Простите, вы говорите по-испански?» – спросила она меня. Эту фразу я знал и знал, как ответить, что, к сожалению, нет, говорю лишь по-английски. «А вы откуда?» – спросила она теперь по-английски. «А вы угадайте!» – «Немец?» – «Нет». – «Француз? Норвежец? Словак?» – «Да русский я, вернее, украинец!» Она засмеялась звонко, как ребенок. «Боже, – сказала она на чисто русском языке. – Я убежала от своей группы, чтобы побыть одной, и напоролась на соотечественника в самом крошечном кафе Толедо». – «Простите, я уже ухожу. К счастью, мне не надо было убегать от своей группы. У нас в Мадриде на конференции устроили перерыв на один день, и вот я здесь». «А что вы больше всего хотите увидеть?» – спросила она. «Эль Греко». – «И я… Может, вместе пойдем?»

Работы художника разбросаны по многим соборам, церквям и музеям города. Надо было найти три его культовые вещи.

«Вид и план Толедо» мы обнаружили в доме-музее Эль Греко. Неровный мерцающий свет освещает город, над которым парит окруженная ангелами Богоматерь. На переднем плане картины юноша держит подробный план Толедо с объяснением, почему художник изменил расположение домов на своей картине – чтобы город стал единым целым, чтобы словно парил, отрываясь от земли. «Твой сон как мост в ночных просторах, // ты по нему бредешь в тиши. // Внизу – как сновиденье – шорох // не то воды, не то души».

В кафедральном соборе, который был заложен в 1226 году, над мраморным алтарем мы увидели одну из лучших работ художника – «Эсполио» («Срывание одежд с Христа»). Та же нарочитая вытянутость фигуры, что и в «Святом Бернардине» и «Слезах святого Петра», яркие контрастные краски. «Ты пришел наши слезы восславить – // не осушить. // Ты пришел растравить наши раны – // не исцелить. // Ты пришел, чтоб раздуть пожары – // не погасить. // Ты пришел сказать: // пусть слезы // кровь // и огонь // текут как вода».

А третье полотно, «наиболее значительное, оригинальное и совершенное из всего созданного художником», мы нашли в церкви Санто Томе. Называется оно «Погребение графа Оргаса». Существует легенда, что, когда пришло время опускать в могилу тело умершего в 1323 году графа, с неба спустились святой Августин и святой Стефан и предали тело погребению собственными руками. На переднем плане – седой епископ святой Августин, поддерживающий тело графа со спины, и совсем юноша святой Стефан, чья рука лишь касается погребального савана, поддерживая будто невесомое тело за ноги. Рядом с ним указывающий на сцену паж с факелом. Это сын художника Хорхе Мануэль. Дальше стоят современники художника, местные интеллектуалы. На зрителя прямо смотрит только один из них, считается, что это автопортрет Эль Греко. Над земным миром расположился совершенно другой мир. Там на удлиненных фигурах святых свободно играет свет. Сквозь облака вверх прорывается светловолосый ангел. В его руках душа усопшего – кокон с силуэтом новорожденного. На самом верху в белых одеждах Христос, Всевышний судья. У его ног – Богородица в широком синем карминовом одеянии, напротив нее – непропорционально длинный Иоанн Креститель, прикрывший свою наготу лишь шкурой ягненка…

Мы не заметили, как и день пролетел. Моя знакомая отправилась на встречу со своей группой, а я уехал в Мадрид. Мы договорились, что я обязательно когда-нибудь зайду к ней в школу и посмотрю, как она преподает испанский язык, рассказывала, что это не совсем обычные уроки. Она проводит их на кухне, готовя вместе с ребятами паэлью или сукет-де-пейш. Или в актовом зале, где учит своих учеников ритмам фламенко. Или смотрит вместе с ними фильмы Альмодовара, Аменабара…

Было почти десять часов вечера, когда я вернулся в Мадрид. Рестораны только открылись. Город выходил ужинать. Уличный торговец пел: «Облака продаю, // опахала, напитки, // шемаю, скумбрию // и кораллы на нитке.// Чешую вечеров // со слоновою костью // и воздушных шаров // разноцветные гроздья. // И любое число, // и минувшие сутки, // и свое ремесло, // и свои прибаутки».