Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Я только что вернулся из Аргентины. Двадцать три часа через Милан до Буэнос-Айреса и двадцать четыре обратно через Мадрид. Там поздняя осень. Днем солнце еще горячее. Можно загорать на веранде кафе или на скамейке в парке. Но вечерами тянет прохладой. На прохожих завязанные чисто по-парижски шарфы: чем небрежнее, тем элегантнее. В Буэнос-Айресе проходил одиннадцатый Международный конгресс по гражданскому образованию. В нем принимали участие представители шестидесяти стран. Обсуждали новые подходы к гражданскому образованию, новые технологии и методики. Заместитель министра образования Соединенных Штатов Дебора Прайз, выступая на официальном открытии конгресса, сказала, что именно гражданское образование, на ее взгляд, закладывает основу для образования человека в широком смысле этого слова. Только научив ребенка ценить свободу, демократию, собственный голос, показав ему, что он не винтик в общественном процессе, что от него зависят власть и жизнь в его поселке, городе, привив ему чувство уважения к другим и ответственности за свои собственные поступки, можно говорить, что миссия школы выполнена. Дебора заметила, что, принимая второй раз участие в мировом конгрессе, она вдруг поняла, что дети, в какой бы стране они ни занимались проектом «Гражданин» – в Йемене, Сенегале, Мексике, Китае, Камбодже, Аргентине или России, – стараются не просто изучить острую, на их взгляд, проблему, они пытаются ее решить. Они учатся терпению и умению добиваться поставленной цели.

В один из вечеров после «круглых столов», жарких диспутов и презентаций Рик Нуццио, называющий себя полуитальянцем-полусицилийцем, директор международных программ Центра гражданского образования из калифорнийского городка Калабасаса, повел нас в культурный центр на концерт. Большое простое кафе с деревянными столами, стены увешаны старыми концертными афишами. Мы пришли последними, наш стол на десятерых человек оказался у самой сцены. Кроме нас, в зале не было ни одного туриста, ни одного иностранца. Это место не рассчитано на туристов, сюда приходят местные, чтобы послушать настоящую милонгу, поесть простую пищу. Я давно заметил, что самая вкусная еда там, где обедают или ужинают местные жители, а не в разрекламированных шикарных ресторанах. Точно знаю, что в Венеции нужно обедать там, где обедают гондольеры. Однажды в Риме мы с женой отошли два квартала от площади Навона и оказались в совершенно другом мире, не было ни толпы, ни туристов. Заглянули в ресторанчик, где все разговаривали друг с другом, как одна большая семья. Там не было английского меню, но запахи стояли райские. Всем заправляла тучная пожилая женщина в черном шелковом платье. Таких равиоли я не ел больше нигде и никогда, они таяли во рту.

Певица не пела, она играла каждую песню: то комедию, то трагедию, а зал каждый раз взрывался аплодисментами. Мне казалось, что, слушая эту странную музыку, слова, которые я не понимал, смакуя красное вино, я начинаю понимать аргентинскую душу. Но потом я вспомнил роман «Озеро гагары» Доктороу, героя, который прожил в Японии двадцать лет и который в минуту откровения признался, что вот только сейчас сделал первый шаг, да и не шаг вовсе, а просто поднял правую ногу, она еще и земли не коснулась, в направлении понимания сути японской культуры. После выступления певица смыла грим, переоделась и присела за столик у сцены. Американцы выстроились в очередь за автографами. Когда подошел мой черед, я сказал, что из России, что в ее песнях не понял ни слова, но мне показалось, что все ее представление о том, что жизнь всегда – то смех, то слезы, и серого в ней намного больше, чем черного и белого. Она улыбнулась: «В общем-то, об этом. Каждая песня, как ручей. Соединяясь вместе, они образуют могучую реку, как Парана, реку по имени жизнь. Я очень люблю русских. Люди, у которых есть Толстой, Достоевский, Чехов, – неповторимы и непостижимы». – «У вас есть Борхес, Кортасар и Арльт!» – «Вы читали Борхеса?» – «В России многие читали Борхеса». – «А вот большинство аргентинцев не прочитали ни одной его книги. Но все знают, кто он такой. Одних он забавлял, у других вызывал негодование. Одни его обожествляли, другие ненавидели. Мой спектакль как раз о Буэнос-Айресе Борхеса».

Крупные звезды висели в небе. Я не узнал ни одно созвездие. Небо совсем не похоже на наше привычное, северное. Резкий ветер дул с океана. Я возвращался в гостиницу мимо знаменитого кладбища Реколета. Когда-то Борхес сказал, что Буэнос-Айрес для него – это и стена этого кладбища, у которой был расстрелян один из его предков. И еще: «Буэнос-Айрес – это другая улица, по которой я никогда не ходил, это тайная сердцевина кварталов… и скромная книжная лавка, куда мы, возможно, заглядывали и которую забыли». В ту ночь я написал первую половину очерка о самом загадочном и самом знаменитом испаноязычном писателе двадцатого века. Я хочу опубликовать его на страницах «УГ» в июле. В августе наконец выйдет моя статья о «Ночном дозоре», самой знаменитой картине не только Рембрандта, но и Национального художественного музея в Амстердаме. А еще в июле я полечу в Вашингтон, где соберутся тридцать национальных команд со своими проектами «Гражданин». Россия там тоже будет участвовать. Я расскажу вам об этом форуме, о проектах, представленных там, уже в августе. Вот такие планы на лето.