Кто сказал, не помню: «Все, что было, еще будет. Все, что будет, уже было». Я прочитал, или услышал, или, может быть, сам придумал эту фразу очень давно. От времени она истерлась, износилась, как любимая футболка, потеряла свежесть. И теперь я редко ее вспоминаю, хотя по сути она очень верна и значит не что иное, как от судьбы не убежать и кому быть повешенным, тот не утонет. Осень такая уже была. Хмурая, дождливая, почти злая. Тучи почесывали себе бока не шпилями московских высоток – цинковыми крышами хрущевских пятиэтажек. Водосточные трубы взрывались от рухнувшей с неба воды. Голуби больше не прилетали на подоконник к одинокой старухе, которая каждое утро сыпала им пшено. Дождь смывал все пшено на асфальт.
Двор превратился в бурную реку, и она унесла предназначенную птицам пищу в городскую канализацию. По дороге наверняка что-то досталось крысам, а потом пшено размякло и пропало. Как пропала старушка в окне напротив. Как пропали летние цветы, не голландские, не подмосковные оранжерейные, а растущие на лугу или на клумбе под окнами деревенского домика – левкои, васильки, шафран. Тоска такая брала, что звезды казались ближе, чем люди. Уходило что-то, что было важным, неуловимо важным, значимым, но вот только слова ускользали, не давались, не складывались, чтобы объяснить, что происходит. «Зачем слова? Ищите смыслы!» – важно заметил один философ. Я его уважаю и смыслы ищу постоянно, но без слов не обойтись, а они все ушли от меня, покинули. В одно мгновение я оглох и ослеп. Мир сошелся в одну точку. Не было ни места, ни времени, они растаяли, текли где-то рядом, вне меня. И тут меня подмывает процитировать Александра Грина, что такое несбывшееся – проплывающее рядом, но несбывшееся – это мы сами, и никакими цитатами себя не спасешь. И, как много лет назад, я снова сел в поезд, закрыл глаза и стал вслушиваться в стук колес. Они пели что-то сладкое, убаюкивающее, как в детстве, когда мама поила меня горячим шоколадом. Нам предназначены встречи, которых не избежать. Они все равно произойдут, даже если нам удастся уклониться от них раз, второй. Об этом уже забывшийся французский роман «И умереть некогда» и американская классика «Мост короля Людовика ХIV». Мы жаждем этих встреч и боимся их. Может, потому, что видим совсем не то, что есть на самом деле. Так получилось, что мы давно уже смотрим на мир глазами телевизора…
Преуспевающий молодой человек солнечным летним днем тормозит на светофоре. Прямо перед ним вдруг появляется замызганный бродяга. В руках у него табличка, на которой написано, что он бездомный и что ему требуются деньги. Одет он в рваный пиджак и поношенную красную бейсболку. Водитель не запирает двери автомобиля, не ищет мелочь, не нажимает на газ, он просто смотрит куда-то вдаль, сквозь бродягу. Тот проходит мимо машины. Водитель говорит себе: «У него классные наушники. Пожалуй, даже лучше, чем у меня. А так по всему остальному и не скажешь, что у него хорошо идут дела». За рулем сидел блестящий самый молодой экономист Америки. Как-то его пригласили на заседание почтенного интеллектуального клуба в Гарварде. Стивен, а так зовут молодого экономиста Левитта, беспокоился, что ему не о чем будет говорить с всемирно известными философами и историками, ведь он не считал себя экономистом. Один из мэтров вдруг сказал, что ему никак не удается сформулировать для себя тему работы Стивена. Левитт понятия не имел, какая у него объединяющая тема, и вообще он не был уверен, есть ли она у него. Эмертия Сен, будущий нобелевский лауреат в области экономики, сформулировал тему Стивена, как он ее видел. И тот с ней согласился. Но тут второй коллега сформулировал еще одну тему. И Стивен с ней согласился. Потом третий предложил еще что-то. Разговор превратился в игру. И тогда философ Роберт Нозик сказал: «Господа, ему двадцать шесть лет. Зачем ему вообще иметь какую-то объединяющую тему? Может быть, он собирается стать одним из тех людей, которые настолько талантливы, что не нуждаются в ней. Ему будут просто задавать вопрос, он будет просто отвечать, и все будет замечательно». Странно, но Стивен напоминает мне какого-то очень знакомого, тоже умеющего задавать «правильные», никем ранее не поставленные вопросы и верящего, что мир, несмотря на множество белых пятен, все-таки постижим. Главное – это усвоить новый взгляд на окружающие нас вещи и события. И периодически повторять: «После Махатмы Ганди и поговорить не с кем». Но последнее – шутка. Поговорить есть всегда с кем и о чем. Например, о грядущем Дне учителя. Я столько раз писал разные, но всегда искренние слова по поводу этого праздника, что решил: нынче не буду. Дорогие мои учителя, вы и так знаете, как я вас люблю и как ценю ваш труд. Если бы было по-другому, я бы не работал в «Учительской газете». Вместо поздравлений я задам всего два вопроса. Хотелось бы, чтобы их услышали те, кто все время твердит: образование – приоритет, мы ему все… Тогда почему некоторые региональные власти тратят десятки миллионов рублей на информационную поддержку своего имиджа, а учителю года, победившему на Всероссийском конкурсе, вручают грамоту и памятный подарок – где вазу чешского стекла, где часы от губернатора местного разлива? Почему учителя-победители из регионов приезжают на всероссийский финал за свои кровные деньги? Благо теперь корову не надо продавать, как это было в лихие девяностые, можно взять из президентской премии. Но она, на мой взгляд, предназначается совсем для другого. И почему, чтобы вернуть потраченные на проезд, проживание и питание деньги, им приходится потом по полгода обивать пороги разных учреждений? А так все хорошо. Учителя у нас в самом деле замечательные. Не похожие ни на кого другого…
…А мой поезд все еще идет. И колеса стучат. Где эта станция, на которой мне надо сойти, чтобы не пропустить ту встречу, тот разговор, которых не избежать, от которых, как ни беги, не убежать. Спросить у Ганди? Вряд ли ответит. Самому надо думать. Надо просыпаться…
Петр ПОЛОЖЕВЕЦ
Комментарии