Они шли по старому парку. Под ногами настороженно шуршали кленовые листья. Желуди перекатывались в траве. Иногда они поднимали поблескивающие пульки и, поиграв ими на ладони, опускали в карман. Спокойствие царило неземное. Ветер уснул. Красные кусты у самого берега пруда не шевелились. Утки молчаливо рассекали черную маслянистую гладь. Старые дубы стояли поодиночке. Чтобы не мешать друг другу вспоминать прошедшее лето. Они касались пальцами их стволов и вслушивались, откликнутся ли они на их прикосновение. Вначале кора под пальцами чуть слышно начинала потрескивать, потом кончики пальцев начинало покалывать, словно что-то медленно перетекало из старых стволов в их сосуды.
Не спеша, словно впереди у них была вся жизнь, а не каких-то пару часов, они бродили по старому парку, пока не вышли к заливу. «Хочешь, я покажу тебе островки, куда зимой хожу по льду?» – «Покажи». – «Тогда пойдем чуть дальше. Их там лучше видно». – «И ни разу не провалился под лед?» – «Ни разу. Рыбаки везде сидят, так что сразу поймешь, можно двигаться дальше или нет». У самого горизонта виднелись два маленьких пятнышка чуть темнее воды. Это и были его острова. Старый разваленный дом, то ли маяк, то ли радиорубка, стоял на самом краю мыска. Двери не было. Стекол в окнах тоже. Они заглянули и увидели старые отклеившиеся обои, оборванную проводку, загаженный пол, пустые пивные бутылки, надписи на стенах. В доме было довольно просторно: три большие комнаты и одна совсем маленькая, служившая бывшим владельцам то ли кухонькой, то ли складом. Внутренние перегородки из оштукатуренной дранки обветшали, но несущие стены, бетонные, выглядели крепкими. На второй этаж вела крутая лестница без перил. Там была еще одна комната, а вокруг нее настлана деревянная веранда. Доски насквозь прогнили, и все же они рискнули обойти ее. Море обнимало дом с трех сторон. «Как ты думаешь, чей это дом?» – «Не знаю, может, военных, может, порта». – «Как хорошо было бы сидеть здесь, на веранде, в жуткий ветер, укутавшись пледами, слушать, как бесится море вокруг, пить крепкий горячий чай, глинтвейн или грог и смотреть друг на друга». – «А потом засыпать внизу под вечный спор ветра с морем». – «Давай мы купим его и будем жить с тобой в этом доме. Ты будешь читать свои лекции. Я буду готовить тебе завтраки и ужины. Из меня мог бы получиться отличный повар. А еще я буду ловить рыбу и выращивать овощи на вот этом маленьком пятачке земли. Видишь, там даже что-то растет». – «Смотри. У нас будет своя сосна. Мы поставим под ней качели. И ты будешь читать мне вслух». – «Хорошо. Начну с «Белых слонов» Хемингуэя, я очень люблю этот рассказ. А ты мне будешь рассказывать свои истории про то, чего я не знаю: почему в озеро или море так много впадает рек, а вытекает одна-две, почему нельзя приручить молнию и что было до того, когда ничего не было, и правда ли, что наша Вселенная похожа на футбольный мяч». Они стояли рядом на лестнице, вглядываясь через круглое окошко в стене с надписью «запасной выход» в опускающиеся над морем сумерки. «Почему ты меня никогда не спрашиваешь: есть ли у меня кто-нибудь, кроме тебя, что я делаю, когда мы расстаемся?» – «Мне достаточно, что я люблю тебя, а все остальное будет так, как должно быть. Я знаю одно: человек не может жить без любви. Но если его не любят, то пусть дадут хотя бы надежду. Ты даешь мне надежду. Хотя, когда мы расстаемся, ты забываешь обо мне до следующей встречи. Я пока не вписываюсь в твой ежедневный, слишком напряженный, слишком случайный график. Я всего лишь один из шестисот номеров в твоей телефонной книжке». – «Но сегодня я здесь. И только с тобой». – «А завтра?» – «Завтра? Завтра… Мы тексты Бога или его сны…» Они вышли из дома, три старые собаки лежали в траве, лениво почесывая лохматые бока. Собаки проворчали что-то на своем псином и даже не поднялись: признали за своих…
Они сели в машину. Выехали на трассу. Она была абсолютна пуста. Словно мир вымер. Словно история еще не начиналась, но уже закончилась. Ни огонька вокруг. Фары через каждые двадцать метров вырывали из темноты знак «Главная дорога». Дальний свет с трудом резал густую каменеющую темень. Она неохотно на мгновение раздвигалась, пропуская машину, и тут же смыкалась, схлопывалась, недовольная, что ее потревожили, словно стараясь стереть их из этого времени, из этого пространства, из этой дороги, ведущей в никуда. Но они не обращали внимания на эти скрытые предупреждения, потому что хорошо знали, на какую трассу выехали. Подрагивающие пальцы осторожно, будто спрашивая разрешения, коснулись шеи, поднялись вверх по затылку, погладив мелкие завитки шелковистых волос, потянулись к лицу, изучая такие знакомые и такие неизвестные щеки, губы, подбородок. Сидевший за рулем повел машину одной рукой. Другой рукой прижал эти ищущие пальцы к своей груди, и так они ехали, слившись, молча, сквозь жесткую темень ночи, слушая, как стучат их сердца. Они застряли во времени, мгновение превратилось в вечность, оно было равным всему времени – от начала и до конца. Сейчас им было все равно: было ли у времени начало и что стало их началом – случайная встреча; неожиданно пойманный взгляд; вскользь услышанное слово, которое еще не было произнесено; прочитанный ночью чужой текст про птиц, с которыми им было по дороге, про реки, которые подымались им навстречу, про построенные чудом города, которые расступались пред ними, как миражи, про судьбу, которая шла по следу за ними, как сумасшедший с бритвой в руке?
…И вдруг, как в театре, кто-то поднял завесу. Темень кончилась. Впереди сияли десятки, сотни огней. Они настойчиво звали к себе. Ведущему машину стало жаль расставаться с этой дорогой, с теменью, и он подумал: может, притормозить здесь и смотреть издали на это манящее чудо. Но в следующее мгновение сильнее нажал на газ и оказался на площади перед аэровокзалом. Попили кофе. Попрощались. «Кстати, мы будем покупать дом?» – «Не этот. Не здесь, не сейчас…»
Самолет улетел. Машина уехала в город. Другой дорогой.
Комментарии