На чтение: ≈ 9 мин.Главное действующее лицо этой истории – человек среднего возраста. Себя он считает тридцатилетним. До тех пор, пока не посмотрит в зеркало. А в зеркало он смотрит, как минимум, раз в день – утром, когда бреется. Но он успокаивает себя: все зеркала врут. Принадлежит он к вымирающему племени тех, кто еще может испытывать нежность. А вообще-то в нем немножко спеси, чуть-чуть денег, кое-какая чувственность – его считают удачливым, везунчиком. Так оно и было. Но однажды наступил день, когда он сел в поезд и отправился в город, в котором не был двадцать лет. Ничего не случилось, никто не умер, никто не родился, просто ему захотелось поговорить о жизни так, как он уже двадцать лет ни с кем о ней не разговаривал. Поговорить о том, как случилось, что он делал то, чего не хотел делать, и не делал того, что очень хотел. Город был чист и пуст, как нетронутый лист бумаги.
Не стал брать такси, пошел пешком. У оперного театра, который всегда казался ему гигантской черепахой, повернул направо. Улицы теперь назывались по-другому. И вывески другие были, и дома другие, а вместо старых тополей на бульваре росли совсем чахлые деревца. Только дом, куда он шел, стоял крепко, как и раньше, нахохлившись, словно воробей в ветреную погоду. Мемориальные таблички блестели на стенах. Дом смотрел на него оценивающее: впускать – не впускать. Скрипучая дверь с трудом поддалась, и он вошел в подъезд. Пахло мастикой, можжевельником и старой кожей. В шестьдесят четвертую квартиру дверь была приоткрытой. Он позвонил, никто не вышел, подождал немного и переступил через порог. В дальнем конце коридора мелькнула чья-то тень и тут же скрылась. В гостиной на столе стояли пустые тарелки. Будто только что закончился ужин и еще не успели убрать. В глиняных мисках светилась белоснежная квашеная капуста, лоснились моченые помидоры, остывала розоватая картошка. Все было так, как в тот вечер, двадцать лет назад, когда он случайно зашел сюда и его пригласили поужинать, а потом оставили ночевать здесь, потому что разговоры затянулись далеко за полночь. Его уложили спать в детской. Он долго не мог уснуть, ворочался, слышал, как в соседней комнате скрипнула дверь, кто-то быстро прошлепал босыми ногами по полу, запрыгнул на кровать. «Пап, мне приснился страшный сон, можно я с тобой полежу? Мне приснилось, что тебя у меня нет. И не было никогда. Но я знал, что ты был, но куда-то делся, а мне никто не хотел сказать куда. Я плакал и не мог остановиться. Пап, я тебя так люблю, что даже не знаю, как это сказать. Я не буду спать, можно, чтобы ты никуда не исчез?» Он услышал другой голос, взрослого мужчины, спокойный, ласковый, нежный. «И я тебя люблю, малыш, обещаю тебе, что никуда не денусь, пока ты не вырастешь и у тебя не будет своего сына. А когда у твоего сына появятся дети, я буду уже совсем стареньким, и мне можно будет умереть». «А нельзя не умирать?» – спросил малыш. «Хочешь, я расскажу тебе сказку?» Отец начал рассказывать длинную-предлинную сказку о старом лесе, в котором жило столько зверей, что всех их нельзя было сосчитать, да никто и не пытался это сделать. Засыпая под эту сказку, малыш мечтал, что когда-то и у него родится сын, и он так же будет его успокаивать, рассказывая ему свою придуманную историю. Воспоминание заставило улыбнуться вошедшего в чужой дом. Он огляделся: где хозяева? Почему его никто не встречает? В библиотеке хлопнула форточка, старый рыжий кот спрыгнул с дивана и уселся посреди комнаты, глядя в упор на незваного гостя. На полу у стены лежала книга в старом кожаном переплете. Название по-французски. Золотой обрез. Он уже где-то видел эту книгу, совсем недавно, и даже держал ее в руках. Да, вспомнил, это же была книга, которую он купил у знакомого букиниста и подарил своему другу на Новый год. Но как эта книга оказалась здесь? В чужой квартире, у людей, которых его друг никогда не видел? За спиной слышались неясные голоса и шуршащие шаги. Он хотел обернуться, но не мог. Книга словно заворожила его, тянула к себе. Подошел поближе. Из тома торчала иллюстрация: он помнил, что она складывалась внутри книги втрое и на ней нарисовано было устройство редута. На репродукции было написано фломастером: «blue – это не синий». Написано рукой его друга. Всегда такой спокойный, почерк тут бежал, рвался, словно его друг писал на бегу, торопясь куда-то. Он наклонился, вложил иллюстрацию в книгу, положил ее на стол. Кот злобно зашипел на него, словно он наступил ему на хвост. Он вышел из библиотеки и заглянул на кухню. Там хозяйка жарила кофе на сковородке. Зерна трещали, как новогодний фейерверк. Молодой парень с длинными волосами до плеч стоял к нему спиной. Парень дождался, когда хозяйка выключит плиту, и высыпал кофейные зерна в ручную мельницу, не спеша смолол их, засыпал в турку, залил тоненькой струйкой воды из крана и поставил варить. Он услышал, как парень сказал: «Упадет еще один лист – это и будет осень. Для зубов станет яблоко трудным – это и будет старость. Постарею на целую жизнь, и никто меня не узнает». Женщина засмеялась: «Вы еще так молоды! Вам не о старости надо думать, а о любви. Вы так и светитесь нежностью. Она обволакивает всех, даже меня, замужнюю женщину, вдвое старше вас, мать двоих детей». Она снова засмеялась. Он подумал: как все эти годы ему не хватало этого смеха. Молодой человек снял кофе с огня и повернулся к двери. И тут он увидел, что молодой человек был он сам, много лет назад. И в тот момент, когда они встретились глазами, он проснулся… Сердце рвалось из грудной клетки. Дышал он с хрипом. Встал, попил воды. Лег на другой бок. Протянул руку, коснулся шелковистых волос, погладил затылок, ему захотелось рассказать, что ему снилось, но прежде чем он вымолвил хоть одно слово, услышал тихо, словно сквозь дрему: «Не буди меня. Я люблю спать допоздна. Я люблю одиночество и хочу, чтобы оно наступало тогда, когда я этого хочу. Я люблю путешествовать. Одна…» Он повернулся на спину и подумал, что погружается в другой, чужой сон, где главное действующее лицо не он, а эта лежащая рядом с ним женщина, которую он так и не смог понять, родная, чужая. Он стал думать об этом, но вскоре погрузился в сон… Он ехал в город, в котором не был двадцать лет, чтобы рассказать кому-то все то, что никому не мог рассказать…
Выбор читателей
Комментарии