Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Мост скрипел и качался. Ветер прижимал его к металлической сетке, что служила оградой, заставляя смотреть вниз – там бушевали волны. Даже отсюда, с огромной высоты, они казались гигантскими. Ему почудилось, что он слышит, как они скрипят от напряжения, накатывая друг на друга, – чугунные чудовища. Они были живыми, они звали его, и он стал карабкаться по сетке вверх, ветер будто поддерживал его, не давая сорваться. А волны внизу уже не дрались друг с другом, они танцевали от радости и наслаждения, что скоро примут в свои объятия еще одного, не выдержавшего испытания Золотым мостом. Набрав полные легкие воздуха, он перебросил ногу через ограду, оттолкнулся руками от перил и услышал, как захохотал ветер. Падая, он проснулся. Их лодка тяжело рассекала воду.

Он сидел рядом с дочкой на деревянной скамье, они плыли смотреть тюленей, и это было совсем в другой части света, чем в его сне. Тугие пузыри, как спины касаток, выныривали из глубины и лопались, рассыпаясь на крупные сгустки гречишного меда. Глубина звала его. Он вцепился руками в скамейку, ломая ногти, а ноги словно выталкивали его из лодки, позвоночник крутило и рвало, у него не осталось больше сил держаться, и тогда он отпустил скамейку и увидел, что все его пальцы в крови, и, вываливаясь из лодки, успел еще подумать, что его сон и был предвестником вот этого мгновения, когда он растворится в двухкилометровой бездне. Не успев коснуться воды, он проснулся. Сидел на скамейке на берегу канала. Вода не двигалась. Прозрачные рыбы скользили в прозрачной воде. Речные трамвайчики проплывали мимо, забыв про его остановку. За спиной засвистели. Он оглянулся. На каменном пятачке венецианского двора двое малышей играли в футбол. Отец судил. «Ну зачем он так пронзительно свистит?» – подумал он и еще раз оглянулся, но не было ни двора, ни канала, ни малышей, а только темень вокруг и назойливый звонок телефона. Так, ныряя из одного сна в другой, наконец он проснулся.

– Ты знаешь, который час?

– Знаю. Три часа ночи. Я ведь всегда, когда вдали от тебя, звоню тебе по ночам.

– Ага…

– Помнишь, как я позвонила тебе в пять утра? Я поняла, что влюбилась в тебя, и не могла с тобой этим не поделиться…

– Помню. Я ушел от своей первой жены и жил у мамы. И мобильников тогда еще не было. Хотя, может быть, и были, но весили они пуд, и я не покупал, ждал, что когда-нибудь они станут полегче. Ты разбудила маму, и она мне долго выговаривала, какие невоспитанные девушки пошли теперь, в ее время вообще неудобным считалось звонить своему парню домой, а уж после восьми вечера – сохрани боже.

– А потом я позвонила тебе из Сан-Франциско, где была на стажировке, когда узнала, что у нас будет ребенок. Разбудила тебя, бедного, в шесть утра. Помнишь?

– Помню. Я еле дождался, когда откроется гастроном, тогда еще не было палаток и спиртное не продавалось на каждом углу круглые сутки. Я купил бутылку коньяка, пока прятал сдачу, бутылка выскользнула из пакета и разбилась. Незнакомый мужик, бравший пиво опохмелиться, увидев осколки, чуть не заплакал. Я взял еще одну. И мы с ним ее выпили в парке, закусывая плавленым сырком.

– Помнишь, как я позвонила тебе в полночь и сказала, что уезжаю из Вены, потому что местным студентам неинтересно, что я им рассказываю, хотя до конца семестра еще было больше месяца.

– Помню. Я спросил, когда встречать, и ты ответила – завтра. Я приехал в аэропорт. Твой самолет никак не мог вылететь, в Европе бушевала гроза, потом твой рейс вообще перенесли на следующий день. И тут я услышал, что объявляют регистрацию на рейс в Вену, я помчался в кассу, мне продали самый дорогой билет, и я прилетел к тебе. Мы гуляли всю ночь по городу. И ты сказала, глядя на дом Хундервассера, что он похож на рождественский марципан.

– Я иду завтра сдавать анализы. Врач настоял.

– Ты заболела?

– Мне плохо, и никто здесь не знает, что со мной.

– Я знаю. Ты устала. Нельзя работать все ночи напролет и спать по три часа в сутки. Это синдром хронической усталости. Бросай свою книгу и возвращайся домой. Мы с дочкой скучаем по тебе. Я начал строить дом на берегу залива. Помнишь?

– Помню. Однажды мы нашли заброшенный дом, и ты сказал, что мы его купим, а я ответила: не здесь и не сейчас. Ты уже начал строить? На каком заливе?

– На нашем…

– В нашей жизни было столько заливов. Скажи хоть, что рядом с домом.

– Ничего, только море и дорога, на которой двум машинам не разминуться.

– Я хочу в наш дом… Сидеть у окошка, смотреть, как волны бьются о берег, слушать ветер, уткнувшись в твое плечо, думать, что утром шторм кончится и мы пойдем собирать выброшенные на берег разноцветные ракушки и камешки. Я соскучилась по твоей нежности. Без тебя живу здесь как во сне.

– Ты разбудила меня посреди снов…

– Милый, я позвоню тебе, когда будут результаты. Через два дня…

…В шесть утра вдали послышалась барабанная дробь, и стая золотогрудых трубачей впорхнула в окно. Длинноногие черные птицы танцевали вокруг кровати, выбивая все громче и громче свою барабанную дробь, а он пытался вспомнить, как их еще зовут, и вдруг услышал голос жены: «Это агами. Они будут охранять тебя…» «Агами?» – успел он удивиться, перед тем как уснуть. «Каракара», – прошептал, засыпая…

Петр ПОЛОЖЕВЕЦ