Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Вот и лето прошло. И отпуск тоже. Я снова с вами. Хотя иногда мне кажется, что я вам смертельно надоел со своими размышлениями, копаниями в себе, попытками понять вещи, на взгляд многих, не такими уж существенными. Мои же открытия людей, книг, картин и художников, о которых я пишу, – вовсе не открытия, а всего лишь попытка выразить восторг кем-то, кто создал что-то созвучное моей душе, кто честно отвечает на вопросы, не дающие мне покоя.

Но разве только у меня одного такие открытия? У каждого человека они есть, просто одни хранят их при себе, а я же – не знаю зачем – рассказываю их вам… В августе, в отпуске, я часами смотрел на шелестящие верхушки берез, пытаясь угадать, какую мелодию они напевают, наблюдал за проплывающими по небу облаками, копался в земле, пересаживая цветы с одного места на другое, боролся с серой гнилью, вдруг появившейся на кустарниках, придумывал своему внуку истории про синюю лисицу и зеленого волка, показывал ему всяких жучков-паучков, и вот тогда я решил, что, вернувшись из отпуска, больше не буду писать свои сто строк. Мы будем ставить на это место что-нибудь другое: ваши письма, информацию о событиях недели, сообщения о только что принятых Министерством образования документах. Последнюю неделю перед выходом на работу мне дышалось легко и свободно: я знал, теперь мне не придется мучиться каждые выходные, начиная по сто раз свой текст и думая о том, кому он нужен, кроме меня. Все так и было бы. Но вчера мне попалась в руки книга английского физика Стивена Хокинга «Краткая история времени». Я проглотил ее за ночь. Меня поразила не его теория возникновения Вселенной, не его объяснение, что происходило в момент Большого взрыва, не его квантовая теория гравитации, не размышления о великом законе – законе о направлении времени, не его очень непростая для понимания идея о «сосуществовании двух четырехмерных пространств – евклидовом, в котором отбираются истории, и пространстве Минковского, в котором работают динамические уравнения и в котором протекает наша жизнь». В одном месте книги Хокинг ссылается на Блаженного Августина, рассказывая о том, что, когда его спрашивали, чем занимался Бог до того, как создал Вселенную, Августин никогда не отвечал в том духе, что, мол, Бог готовил ад для тех, кто задает подобные вопросы. Он говорил, что время – неотъемлемое свойство созданной Богом Вселенной и поэтому до возникновения Вселенной времени не было. Пытаясь понять, как установились начальные условия, приведшие к Вселенной, которую мы видим и в которой оказались, Хокинг замечает, что «возможный ответ – это сказать, что Бог выбрал начальную конфигурацию Вселенной из соображений, понять которые нам не дано… Но почему, выбрав такое странное начало, он все же решил, чтобы Вселенная развивалась по понятным нам законам?» И тут возникает самый главный вопрос: может ли система (Вселенная и мы) быть устроена так, что часть ее – человек – способна понять все ее законы, включая законы собственного познания? Но меня потрясло другое: как бы нехотя разбросанные на разных страницах книги признания Хокинга о самом себе. Когда он учился в аспирантуре, врачи поставили ему страшный диагноз – моторная болезнь нейронов – и предупредили, что он протянет не больше двух лет. Он оказался прикован к инвалидной коляске. Хокинг признается, что тогда ему показалось, что нет смысла работать над диссертацией, поскольку он не надеялся дожить до ее завершения. Но прошло два года, и ему хуже не стало. Удержали его не медикаменты – любовь. Он встретил очаровательную девушку по имени Джейн Уайлд с филологического факультета. Они объявили о помолвке. Но для женитьбы ему требовалась работа, а чтобы получить ее, нужна была докторская степень. Ее присвоили ему за доказательство теоремы, что у Вселенной должно быть начало во времени, которое он сделал вместе с математиком Пенроузом. После этого он женился. У него родились дочь и два сына. Вскоре Хокингу предложили в Кембриджском университете кафедру математики, которую когда-то занимал Ньютон, изучавший самое большое, а позже Дирак, занимавшийся самым маленьким. Хокинг хотел объединить в одной теории и то, и другое. Кому-то было мало того, что он прикован к коляске: после операции на горле он перестал говорить, но не прекратил… выступать с докладами, участвовать в дискуссиях, читать лекции. Он набирал на маленьком дисплее, прикрепленном к инвалидной коляске, то, что хотел сказать, а механический голос озвучивал его мысли…

Хокинг верил, что возможна одна-единая теория, объясняющая наш мир, и если кто-то откроет ее, то «со временем ее основные принципы станут доступны пониманию каждого, а не только нескольким специалистам. И тогда все мы, философы, ученые и просто обычные люди, сможем принять участие в дискуссии о том, почему так произошло, что существуем мы и существует Вселенная. И если будет найден ответ на такой вопрос, это будет полным триумфом человеческого разума, ибо тогда нам станет понятен замысел Бога». Но перестанут ли тогда людей мучить вопросы, не имеющие никакого практического значения?.. О времени, о пространстве, о вечности, о своем предназначении в этом мире…