Мы уезжаем. Из здания в Ветошном переулке, который после переименования мы еще долго называли по старой привычке проездом Сапунова. Мы все прикипели к этому месту. Оно было нашим вторым домом. Мы часто уходили отсюда за полночь, это когда делали срочные материалы в номер, или переверстывали полосы, или ждали сообщений от наших специальных корреспондентов из регионов, где происходило что-то важное для всех нас.
Мы праздновали здесь свои дни рождения и юбилеи, отмечали правительственные награды и журналистские премии. Женщины нашей редакции на таких посиделках соревновались между собой: чье приготовленное дома блюдо окажется вкуснее? За все эти годы мы попробовали и настоящий узбекский плов, приготовленный по всем правилам, муж нашей Ирины Георгиевны Димовой старался над ним на неприспособленной редакционной кухоньке, отведали тушенных по-одесски баклажанов от нашего ответственного секретаря – истинной одесситки Ирины Александровны Швец, похрустели не раз маринованными белыми груздями, собранными во время отпуска у себя на родине в Свердловской губернии нашим генеральным директором Вячеславом Михайловичем Некрасовым, не обошлось и без белоснежного в розоватых прожилках, тающего во рту украинского сала, которое я привозил коллегам после поездок домой. Наше здание было в самом центре Москвы, центрее уже некуда: пятьдесят метров до Красной площади, триста – до Государственной Думы. Я любил это место еще и потому, что оно расположено совсем рядом с Большим театром и мне не приходилось париться в пробках, в метро пробиваться. Перешел через площадь и слушай оперу, смотри балет. Часто утром перед работой я встречал своих коллег в церкви Казанской Божией Матери: кто молча молился, кто свечу ставил за здравие или упокой, кто слушал божественное пение местного хора. Я заходил в церковь, когда мне было трудно или я переживал за кого-то из своих родных или друзей. Я не следую всем обрядам, не знаю всех канонов, не исповедуюсь, но я точно знаю, что есть в этом мире что-то выше нас, простых смертных. И хотя мы, в общем-то, не зависим в повседневной жизни от этих высших сил, чтобы оставаться человеком, надо верить в них. Свою веру, своего Бога нельзя демонстрировать окружающим, это ведь не театр. Все внешнее обманчиво, мираж, роли, которые мы и сами иногда не знаем, зачем играем. Когда мне нужно было принять серьезное решение, я шел вокруг Кремля: через Александровский сад, по набережной, затем по Васильевскому спуску поднимался к собору Василия Блаженного и оказывался в редакции. Мы все вместе пережили два пожара, отключение света, омоновцев с автоматами, которые появились однажды в нашем здании. Это случилось несколько лет назад, когда на месте нашего здания решили возводить беззубого бетонного монстра – многоярусную открытую автостоянку. Тогда с помощью наших коллег из других газет, радио и телевидения мы отстояли здание. Не столько для себя, сколько для потомков – оно ведь исторический памятник. Теперь здесь проведут капитальный ремонт, но стиль сберегут. Сюда, на Ветошный, к нам ежедневно приходили гости – учителя со всей России. Наши критики и наши судьи. И в то же время наши со-ратники, наши со-авторы. Посмотрите на страницы газеты, на каждой из них вы найдете учительские истории, взгляды, сомнения, прожекты. Я не устаю повторять, что газету мы делаем вместе с вами. И еще неизвестно, чья роль в этом деле важнее. К нам приходили политики и чиновники, ученые и дипломаты, спортсмены и военные. Мы привыкли к тому, что это не просто редакция, а шумный, яркий, никогда не успокаивающийся клуб людей, которым небезразличны наше образование, наша общая судьба.
Мы переезжаем. Но я надеюсь, что все наши друзья останутся с нами, будут так же приходить в гости, как и раньше, независимо от того, окажутся они в столице по делам, проездом или в отпуске. Мы вас напоим кофе, усадим поудобнее в кресла и попросим рассказать, как вы живете, чего ждете, что нам всем надо делать, чтобы в самом деле построить новое государство, новую страну, где каждому найдется место и никто не окажется на обочине, подбирая крохи от чужого пира. Честно скажу, мне грустно, что мы уезжаем. Уже несколько дней у меня все время крутятся в голове строчки Вознесенского про осень в Сигулде: «Свисаю с вагонной площадки, прощай, мое лето и дача, мой дом забивают дощатый, леса мои сбросили кроны, пусты они и грустны, как ящик с аккордеона, а музыку – музыку унесли». Нет, наша музыка – наша газета – остается с нами. И только это разгоняет грусть…
Комментарии