Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Рука была нежной и ласковой. Поглаживая ее щеку, почти не касалась кожи. Стояло лето. Она помнила, как долго шла по бесконечному странному лугу: васильки, маки, ромашки цвели здесь ровными прямоугольниками, словно какой-то великан сшил на досуге живое лоскутное одеяло. И запахи поднимались от земли тоже строго очерченными прямоугольниками. Они не смешивались друг с другом, не плыли над лугом, они нависали невидимыми, но плотными облаками над травой, цветами, мелкой тополиной порослью и убаюкивали ее. Чем дальше она шла, тем резче становились запахи цветов и все больше шмелей и пчел жужжало над цветочными головками. Ей чудилось, что она заблудилась, хотя она хорошо помнила, что утром вышла из дому и отправилась на кладбище, которое было совсем рядом с ее деревней.

Она шла и чувствовала, что совсем стара, что ноги не слушаются, не хотят держать тело, так и стараются развалиться в разные стороны, ей с трудом удавалось сдерживать равновесие, чтобы не упасть. Она чувствовала, как ноет каждая косточка ее натруженного тела, как тянет каждую мышцу и как подергивается верхняя губа. Перед глазами плыли то маленькие серые мушки, то большие красные бабочки, то вдруг мелькали огненные молнии. Она шла на кладбище, потому что ночью ей приснился сон: сын встретил ее на улице, недалеко от дома. Она знала во сне, что он умер, но не удивилась, увидев его. Она всматривалась в такое знакомое, такое родное лицо и не замечала ни новых морщин, ни седых волос, ни следов усталости или болезни. Нужно было о чем-то разговаривать, и она спросила его: «Ну как ты там?» «Все хорошо, – ответил он так, как отвечал всегда на все вопросы, пока был жив. Легкая улыбка лишь коснулась его губ. – Все нормально, только мокро лежать там», – сказал он и, не попрощавшись, стал уходить. Она хотела попросить его остаться, зайти в дом, подумала, что, может быть, он голоден или пить хочет, но не успела и слова сказать, как он скрылся за углом соседнего дома. И только тогда она кинулась следом за ним, чтобы схватить, удержать, обнять, поцеловать – пусть мертвого, пусть пришедшего с того света, но ее сына, в чью смерть она так до сих пор и не поверила, хотя с тех пор, как похоронили его на их тихом деревенском кладбище, прошло уже немало лет. Но никого не было. Только птицы неистово надрывались в кустах. И, проснувшись, она решила пойти на кладбище и вот на тебе – заблудилась. Ей захотелось присесть только на минутку, чтобы отдохнуть, чтобы понять, не пришло ли и ее время отправляться за сыном, или ей еще отпущено немного. Она прилегла на теплую парную землю, закрыла глаза, и ей показалось, что она услышала, как перешептываются между собой цветы и травы, то ли радуясь чему-то, то ли жалуясь на что-то. Прилетел ветерок, покрутился рядом, лизнул несмело лицо и так же спокойно улетел. Она заснула. И снилось ей лето. И огромный только что скошенный луг. Они разбросали с мужем покосы и прилегли под ивовым кустом, неведомо как здесь уцелевшим. Они были совсем молоды, недавно поженившиеся. Муж протянул руку к ее лицу, и она закрыла глаза. Его рука нежно и ласково гладила ее щеку, а ей казалось, что она качается на волнах огромного синего моря и это не муж ласкает ее лицо, а неугомонный ветер целует его. Внезапно она почувствовала боль, словно бритвой резануло по щеке. И окончательно проснулась. Ни луга, ни мужа, ни дороги на кладбище. Рядом на подушке кот. Пытаясь разбудить ее, как она не понимает, что утро уже наступило и пора его кормить, он вначале тихонько гладил лапой ее по щеке, словно просил: ну, просыпайся скорее, а потом неосторожно выпустил когти. Она накормила кота, позавтракала сама, а сон, в котором ей снился еще один сон, все не выходил из головы. В обед к ней зашла соседка: «Ой, хотела спросить: будет ли у нас завтра служиться в церкви?» «Будет», – ответила она ей. «А меня не будет». Постояла, посмотрела вокруг и снова спросила: «А хористы будут после службы собираться у вас?» – «Как всегда, наверное, зайдут». – «Жаль, а меня не будет. Ну я пойду». – «Иди, иди. Тебе же собираться надо». – «Да, поеду поездом после обеда к сестре. Плоха она совсем. Недельку побуду там, потом вернусь. Вы уж за домом моим присмотрите, а то всякие тут ходят».

А вечером деревню облетела страшная новость. Иваниху, ехавшую на велосипеде на станцию, чтобы отправиться к своей сестре в соседний город, сбила на трассе машина. Насмерть. Вот тебе и «меня не будет». Хоронили ее через несколько дней. Могилу выкопали в том же углу, где был похоронен и сын Тимофеевны. Гроб опускали почти что в воду: так высоко поднялись грунтовые воды. Мокро ей там будет лежать.

…Я слушал маму, рассказывающую мне о своих снах и о том, как Иваниха сама напророчила себе смерть, а у меня в голове монотонно звучала одна и та же фраза, вычитанная когда-то у какого-то испанца: «Ты напиши мне в землю, и я тебе напишу…».