Первые сто строк

Много лет назад, как раз накануне первого сентября, я получил известие из Оксфордского университета, что они дали мне грант для изучения тогда новой для России темы – феномена частных школ, и я могу приехать в январе, чтобы заняться своим исследованием. До этого в Англии я никогда не был. Мне казалось, что там будут идти все время дожди, что трудно будет найти общий язык и подружиться с англичанами – они такие замкнутые, чопорные и консервативные. Сразу после приземления мифы начали рушиться.

Я прилетел как раз на Рождество, 7 января. В Москве – метель, мороз, а я стою на остановке, дожидаясь автобуса на Оксфорд, и не могу глазам своим поверить: трава не просто зеленеет, а настоящим ковром устилает все вокруг, птицы поют, крокусы цветут, кустарники усыпаны гроздьями розовых и желтых цветов. Дождь за все четыре месяца, пока я там был, шел, может быть, три-четыре раза, а знаменитого диккенсовского тумана я так и не видел. Англичане оказались людьми приветливыми и не раз приглашали меня не только в паб выпить кружку пива, но и домой. Профессор политической истории Джейн Гарнет сказала как-то, что хочет с мужем показать мне прекрасные места вокруг Оксфорда, но ехать придется далеко, не мог бы я переночевать у них, чтобы отправиться рано утром в это небольшое путешествие. Жили они милях в пятнадцати от Оксфорда в типичной английской деревне, где у каждого дома – любовно ухоженный садик. Дом Джейн оказался коттеджем восемнадцатого века, где все сохранилось так, как было два столетия назад, с каменными полами, камином, под соломенной крышей, которая, кстати, гораздо дороже, чем крыша из настоящей черепицы или железа. Привезла меня туда администратор нашей программы Розмари Аллан. С ней мы подружились с первого дня моего пребывания в Оксфорде. И не только я, а вся наша группа, в которой было четырнадцать журналистов со всего мира. Милый, уютный дом Розмари в небольшой деревне Эншим, рядом с Оксфордом, стал нашим вторым пристанищем, а на ее машине мы объездили почти всю Англию. Время пролетело очень быстро, и вскоре мне пришлось возвращаться в Россию, но с Розмари мы остались очень близкими друзьями до сих пор.

Я потом еще не раз бывал в Англии и по делам, и просто так. Она подружилась с моей женой и сыном, приезжала в Москву, а однажды сказала, что начнет учить русский язык. И начала – записалась на университетские курсы, стала слушать новости и пластинки, читать книги – и через год заговорила по-русски почти чисто. Несколько лет назад она гостила у нас на даче и захотела проверить свои знания на местном магазинчике. Мы забыли привезти из города салфетки, вот за ними она одна и отправилась в дачный “универсам”. У прилавка стояла очередь. Когда подошел ее черед, Розмари спросила: “Салфетки есть?” – “Нет”,- ответила продавщица. Розмари помолчала минутку и спросила снова: “А туалетная бумага?” – “Тоже нет”. Тогда она сказала “спасибо” и вышла. Очередь развернулась на девяносто градусов, рассказывал мне потом сосед, который тоже что-то покупал, и долго смотрела вслед странной покупательнице. Когда прошлым летом Розмари снова была у нас, то нашла под дубом два желудя. Привезла их домой и посадила посреди газона перед домом, где когда-то стояло большое дерево, рухнувшее от старости. Весной ничего не взошло. И летом тоже. И вот на прошлой неделе, перед своим днем рождения, она начала стричь лужайку и увидела маленький росточек. Это пророс посаженный желудь. Она сразу же прислала мне по электронной почте письмо: “Это словно подарок из России. Теперь я с ним разговариваю по-русски, ведь английского он пока не понимает. Говорю ему, что буду заботиться о нем и вырастет он большим-пребольшим русским дубом”.

Жаль, что Розмари больше не работает в оксфордской программе для иностранных журналистов, она теперь на пенсии. Как много могли бы открыть с ее помощью те, кто, как я когда-то, впервые приезжает на остров между Европой и Америкой, чтобы понять вещи, о которых не узнаешь из классических романов…

Петр Положевец