Первые сто строк

Петр Положевец

Надо сесть на катер. Пройти километров двадцать по Иртышу. Потом еще километров тридцать по Оби, а затем свернуть в приток. Весенняя вода еще не спала, и речка, по которой летом на катере не пройти – одни мели да перекаты, разлилась вширь на десятки километров. Другой дороги в Кышик нет. Правда, можно еще вертолетом. Но свободного вертолета в тот день не было. Мы идем на катере третий час. С одной стороны – крутой берег, почти горы. Другой теряется вдали. Ни одной деревни, ни одной избы. Ни одной лодки навстречу. Только чайки лениво поворачиваются на бакенах в нашу сторону, когда мы проходим слишком близко. Мы петляем по огромной водной глади, как заяц между деревьями, убегая от лисы. Речка-то, оказывается, шириной всего метров двадцать, остальное – плавни, скрытые все еще высокой водой, в любой момент можно напороться на мель. «Места здесь потрясающие, никакой курорт не нужен,- говорит мне капитан. – Забросишь удочку, рыба драться у крючка начинает, а дальше уже и червяков не надо нанизывать – она на запах идет». Пристаем к берегу. Мошкара тут же накинулась на нас, новеньких. Деревянные тротуары. Резные ставни. Герань на окнах. В огородах зацветает картошка. Софья Андреевна, невысокого росточка женщина, коротко стриженная, с пробивающейся кое-где сединой, в найковских кроссовках и подвернутых по последней моде холщевых штанах, ведет нас в местный Дом культуры. Там в самом разгаре репетиция – ребята последнее время сутками не вылезают из клуба. Завтра в Кышике начинается фольклорный фестиваль угро-финских народов. Я не помню, как назывались те танцы, что исполняли дети, но только в какой-то момент я вдруг ощутил, что сижу вовсе не в клубе, а посреди леса, и не музыка звучит, а тревожно гудят верхушки деревьев, надрывно звучит только что лопнувшая струна и вот-вот выйдет из лесу медведь. Когда я очнулся, мальчишки стояли замерши, а мои коллеги неистово им аплодировали. Потом Софья Андреевна повела нас в школу. Я забыл сказать: она директор местной школы. В деревне 800 жителей и 155 учеников. Пахло свежей краской, стружками. Везде в коридорах цветы. Разросшийся плющ затянул полстены. Монстера закрывала огромными листьями пол-окна, бегонии цвели, словно на юге. «Теперь я могу идти в отпуск,- сказала Софья Андреевна. – Все готово к первому сентября». Она повела нас в музей. Расшитые платья, меховые накидки, детские игрушки, рыболовные снасти. Любой этнографический музей позавидовал бы кышикским экспонатам. В отдельной витрине – стадо оленей, и пастухи вокруг стоят. Присмотрелся к фигуркам, а это и не фигурки вовсе, а косточки какие-то. «Это беличьи черепа, охотники приносили добытых белок, выделывали шкурки, а детям отдавали играть косточки, из них такие стада получались. Я вам по секрету скажу: собираюсь пойти в директора музея». – «А школа как?» – «Я вырастила себе преемницу. Она уже готовый директор. А работать в музее я мечтала всегда. Выйдя замуж, оказалась в Ростовской области, в Азове, вот там и проработала тринадцать лет в музее. Вернувшись домой, стала создавать свой музей, собирать по мелочам все то, что напоминало бы нашим детям о прошлом, что помогало бы учить их ремеслу предков и воспитывать в традициях нашего народа». Мы идем на опушку леса, в маленький музейчик под открытым небом – хантыйское подворье. На костре дымится уха. Дети кормят оленя. У него грустные глаза. Он уже чувствует, что завтра его принесут в жертву. Такой обычай. И устроят медвежьи игры вокруг головы медведя, которого вчера завалили где-то в тайге. Все это будет завтра. Без нас. Нам пора уходить обратно в Ханты-Мансийск. Три часа по воде. Другой дороги нет…