Первые сто строк

Для меня звонок – это своего рода символ регламентированной жизни. Раздается громкое дзи-и-и-и-нь, и ты должен бежать в класс, хватать тетрадь, учебник и начинать учиться. Проходит сорок минут, и это дзи-и-и-и-нь указывает: ты устал, тебе пора отдыхать, иди на перемену. Кто-то другой, более умный и взрослый, решает, когда и что ты должен делать… И вот последний звонок. Прощай, школа. Прощайте, уроки и перемены. Прощайте, предписания. Теперь нужно самому решать, как жить.

В моей школе, как и во многих других, существует традиция – в день последнего звонка нарядно одетые выпускники проходят по лестнице и коридорам, звеня маленькими колокольчиками и держа за руку не менее нарядных первоклассников. Вся школа выстраивается тогда вдоль стен и аплодирует идущей процессии.

Когда я учился в младших классах, я с завистью глядел на десятиклассников и думал о том, что когда-нибудь и я вот так же парадно и торжественно пройду в последний раз по родным коридорам, и вся школа будет хлопать в мою честь в ладоши.

Прошли годы. И вот наступил этот день. Держа за руку рыженькую первоклассницу с огромным бело-желтым бантом, иду по своей школе. Но увы, в тот торжественный момент я думал исключительно о том, когда же наконец все это кончится и можно будет снять с себя надоевший школьный пиджак, купить возле соседнего магазина большую кружку кваса и заняться чем-то более интересным, нежели хождение по школе с колокольчиком. Да и для большинства моих одноклассников последний звонок оказался лишенным такой яркой патетики. У одних бурлила в крови весна, и все мысли вертелись вокруг проблем личной жизни, другие только и думали о грядущем поступлении в институт или призыве в армию, третьи размышляли, куда бы махнуть наступающим летом.

Прошли мы по всей школе и собрались, подгоняемые грозными окриками завуча, в актовом зале. И тут, как всегда, к торжественному мероприятию наши доблестные воспитатели примешали к праздничному “компоту” идеологическую пилюлю. Нас построили шеренгами и приказали готовиться к выносу знамени комсомольской организации. Шел 1990 год. Вовсю бурлила “перестройка”. Я был мальчиком политизированным. Бегал по митингам и пикетам, состоял в неформальной политической группе, писал листовки, распространял самиздатскую газету с убийственным названием “Революционная Россия”…

Но раздражала меня даже не коммунистическая подоплека, а сам факт того, что политическая организация (ВЛКСМ) так нагло вмешивается в этот общешкольный “гражданский” праздник, озвучивая барабанным боем упорно ассоциировавшимся у меня в то время с фильмом “Обыкновенный фашизм” трогательный последний звонок. Когда чей-то женский голос с полковничьими интонациями скомандовал “Ра-а-внение на-а знамя…”, мы вместе с приятелем-монархистом ринулись вон из зала. Другой формы протеста мы придумать не смогли. Увы, наша “акция” не была воспринята окружающими должным образом. Кто-то из учителей подошел к нам и сказал, что понимает, что нам очень не терпелось в туалет, но можно же было выбрать для этого другой момент.

Сейчас это уже кажется смешным. Но осадок остался на всю жизнь. А слово “школа” навсегда приобрело оттенок навязчивого официоза, так и не став никогда “вторым домом”…

Григорий ТАРАСЕВИЧ