Первые сто строк

Жуткая пришла весть из Читинской области: в селе Верхний Нарым умерла от истощения, а попросту – от голода девятилетняя школьница Арина Балуева. Таких сел, как Верхний Нарым, в Сибири становится все больше и больше, там люди забывают, как выглядят наличные деньги, зарплату не получают месяцами, пособия не доходят. А Балуевы – многодетная семья, у Арины остались шесть братьев и сестер. Дети хронически недоедают. Да еще и год неурожайный. Остались на зиму без второго сибирского хлеба – картофеля.

Но только ли это причина непоправимой беды? Разум отказывается понимать, как могло такое случиться? Ведь рядом люди, нет поселковой власти, но есть школа!..

Школа наверняка тоже бедствует. Нет сейчас более униженных нашим государством людей, чем педагоги. И все же неужели учителя совсем душевно обессилели? Но не только в нужде, думается мне, дело. Над чувством сострадания, коллективизма сейчас потешаются. Мол, только голь друг к дружке жмется, чтобы согреться. Голь или не голь, а добрая половина глубинки живет сейчас, как никогда, трудно. Но в Сибири с ее пространствами, тайгой и бездорожьем в одиночку всегда было выжить нелегко. Против мороза и лихолетья, таежного зверья, лихого человека, сатрапа-чиновника можно было устоять только сообща. Поэтому здесь не было национальных да и социальных конфликтов. И сейчас такое время, когда перебороть трудности, устоять можно только помогая друг другу.

Порог, Ук, Худоелань – это села в таком же глубинном районе, только в Иркутской области. И земля тут не ахти, и климат северный, и денег тоже нет, а все дети с 1-го по 11-й класс питаются в школах бесплатно. Каждой школе дали землю в вечное пользование, и не клочками, а целыми полями, всего в Нижнеудинском районе 400 гектаров школьных земель. В Шеберте – тепличный комплекс, выращивают рассаду ребята для всего района. В Катарбее – своя свиноферма, торгуют поросятами. Ремонтные мастерские, гаражи, овощехранилища, даже мини-заводы по консервированию овощей, магазины и кафе – все это школьная собственность. Потихоньку уходит система договоров школ с сельскими предприятиями, школы становятся самостоятельными хозяйственными субьектами, открывают банковские счета, берут в штат профессионалов – агрономов, техников, экономистов.

Конечно, у каждой семьи есть личное подворье, и тем не менее никто не ропщет, когда подросток уходит на школьное поле или ферму. Люди понимают: это окупится и долгой зимой, и голодной весной – школа досыта накормит всех.

Ребята трудятся много, может быть, больше, чем им полагается по возрасту: учебный год начинается с 1 октября. Весной приходится разрываться между классом и полем. Поэтому школы приспособили свои учебные планы к циклу полевых работ. Конечно, и задачи учителя в таких школах-хозяйствах гораздо сложнее, чем раньше.

К тем процессам, которые происходят сейчас в глубинной сельской школе, нужно бы присмотреться. Государство ослабло, да. Власти удивляют своим безволием управлять, думать, искать способы, как помочь в социальной защите тем, кому само государство и подставило ножку. Но школы в большинстве своем, может быть, как раз наперекор живут, да еще и помогают своим ученикам: тарелка школьного супа в день, если дома нечего есть, – немалое подспорье. Скажу честно, стыдно писать об этом, стыдно восхищаться таким супом. Но почему не стыдно тем, кто ответствен за жизнь людей нашего государства по Конституции?..

Понимаю, мои слова – это крик вопиющего в пустыне. Но знаю и другое: не было бы наших школ, где думают и в полной мере берут на себя ответственность за социальную защиту детей, смертельная беда пришла бы не только в дом Арины Балуевой.

Пишу об этом, потому что знаю, что такие школы есть. Не в больших городах, на виду, а в тех глубинках, медвежьих углах, о которых наше государство и не ведает.

Может не быть местной власти, но если есть школа, люди должны выжить.

Виктория ГАЛКИНА

Иркутск