Первые сто строк

Жизнь прекрасна и безжалостна. Но смерть безжалостней неизмеримо. Смерть никогда необьяснима и от этого еще отвратительней…

Ей было всего сорок лет…

Умерли неповторимые походы, девчачьи секреты и мальчишеские проделки, о которых знала только она одна. Она прощала им двойки по математике, как мама, но не прощала как учитель, с каждым неудачником или лентяем она запиралась в классе и решала, решала, обьясняла и снова обьясняла. Она верила. И ей верили. У нее была такая еле заметная улыбка, словно она знает про тебя что-то очень важное, но не решается сказать: сам, мол, знаешь.

В мраморной тишине ритуального зала, не стесняясь слез, хлюпали носами ее одиннадцатиклассники. Она вела их с 5-го по 11-й. Еще бы всего четыре месяца… У нее осталась дочь, которая тоже кончает школу. Муж умер несколько лет назад. Трагедия…

Отпевали по православным канонам. Батюшка кадил ладаном, читал скороговоркой молитву, смысл которой на старославянском был еле понятен. Ребята и вовсе не понимали.

“Умерла раба божия”.

Не богохульствую, но неужели у церкви нашей за тысячу лет не нашлось смелости донести молитву – мудрость тысячи поколений! – на языке современного человека, чтобы он понял все величие жизни, поступков и, наконец, смерти Человека… Может, оттого и вера бы не стала модой, а дошла до нашей души.

Но так на смертном одре завещала усопшая. Это ее воля, не нам судить. Нам выполнить…

Сто двадцать седьмая московская похоронила замечательного учителя математики, коллегу, доброго человека Ларису Петровну МЕЛЬНИК.

Поминки были в школе. Блины и кутья, водка и вино, салаты и винегреты – все, как дома. Детей в школе уже не было. Говорили учителя, директор, родные, друзья, родители учеников, которые и помогли устроить эти поминки. И поднимали рюмки за упокой души. Поминали в ее же кабинете математики, чистом, только что покрашенном. И от этого как-то еще трагичнее и в то же время спокойнее было на душе. Словно она была еще здесь.

Я впервые был на поминках в школе. Да, такое “преступление” еще десять лет назад было бы наказано по всем законам партийного ханжества. Как хорошо, что мы это пережили. Вот не повторилось бы…

В этом тихом застолье русской интеллигенции, людей, обьединенных не просто профессией, но единых духовно, было какое-то величие – именно величие! – нашего народа…

Наверное, в этот солнечный, с капелью мартовский день похоронили на русской земле не одного учителя. Спасибо им, что они жили, жили трудно и красиво. Потому что профессия такая у них: и трудная, и красивая…

А мы живем. Мы работаем. Работаем и живем ради наших детей.

Жизнь бесконечна – уходят одни, на их место приходят другие…

Сейчас на улице весна.

Игорь АФАНАСЬЕВ