Первые сто строк

Почему так получается: все надежды и мечтания разбиваются о безжалостность реальности. И это становится для человека настоящей трагедией, которую принято почему-то называть уроком жизни.

Недавно ко мне пришла девочка, закончившая школу в прошлом году. Пришла, села напротив и зарыдала: “Все, больше не могу!” Я знала причину этой истерики, но помочь не могла.

Наташа играла в школьном театре, играла замечательно. Высокая, красивая, с огромными выразительными глазами, прекрасно танцующая, поющая, играющая на гитаре и фортепиано, с ходу подбирающая любую мелодию, она обладала еще и неординарными актерскими способностями. Все это, естественно, сразу привлекло к себе внимание и ребят, и учителей, и даже профессиональных актеров. Однажды, увидев ее на школьной сцене, Константин Райкин сказал: “Ей надо поступать…” Это было для нее настоящим признанием. И Наташка, возможно, впервые всерьез подумала о своем театральном будущем. До окончания школы еще оставался целый год, но, несмотря на это, она решила (пусть пока и нелегально) попробовать свои силы. Мы вместе подготовили программу, и она отправилась на прослушивание… О том, что Наташа прошла на третий тур, родители узнали только год спустя.

Все в школе были уверены: Рубцова поступит в театральный. Неожиданно наша прима-актриса стала замкнутой, всегда озорные и немного лукавые глаза погрустнели. Оказалось, что родители, проведав о ее намерениях, провели небольшой “семейный совет” и поставили Наташе условие: поступишь в театральный – ищи себе другой дом. И она выполнила волю родителей – поступила в МГУ на престижный юридический факультет.

Прошел год. Она сидит передо мной и плачет: “Все, больше не могу…”. А мне ей нечем помочь. Да и какое я имею право вмешиваться в ее жизнь? Только вот ужасно обидно за так и не реализовавшийся талант, за несбывшиеся мечты, за разрушенные надежды.

Эта история, к сожалению, не исключение. Мы на правах старших считаем возможным заставлять детей жить по готовым рецептам, полагая, что нам с нашей колокольни собственных ошибок виднее. Мы высчитываем, что для них (а может быть, и для нас?) выгоднее. А расплачиваются они. У Наташи будет модная и прибыльная профессия. Если, конечно, она доучится до конца. Пока же в институте Наташа появляется редко (родители и не догадываются о ее прогулах), что делать дальше, не знает.

Сидит передо мной девочка с заплаканными глазами. А в них – то ли вопрос, то ли укор, то ли просьба.

Ирина ГРИГОРЬЕВА