Первые сто строк

Помните, в прошлом году мы проводили конкурс детских сочинений и плакатов “Имею право!..”? Газета о нем не раз писала. Я же хочу рассказать о том, как ездил в Лондон с четырьмя победительницами: москвичкой Машей Сурневой, Аней Бирюковой из Нижнеудинска, Таней Стельновой из Челябинска и Таней Пантелеевой из удмуртской деревни Старая Монья. В парламенте девочки стояли, затаив дыхание, в комнате Генриха VIII – Синей Бороды, вглядываясь в портреты его бедных жен. Их потрясла случайная встреча с министром образования Дэвидом Бланкетом, который появился в большом холле парламента вместе с овчаркой – поводырем, спеша на детскую ассамблею. “Слепой – и министр!..” – удивлялись они. В Тауэре бросились фотографировать черных воронов. В Национальной галерее долго присматривались к портрету Анны Болейн кисти неизвестного художника. На знаменитом мюзикле Вебера “Кошки” ждали, когда мимо проскользнет одна из героинь – застынет на минуту, взглянет в лицо, вытянет лапку, словно здороваясь, и снова прыгнет на сцену. Был ноябрь. В Лондоне еще держались листья на деревьях. Буйствовали травы в парках, и везде еще цветы цвели. Хотя временами и моросил надоедливый серенький дождик. Мы возвращались из Кенсингтонского дворца, где последние годы после развода с принцем Чарльзом жила принцесса Диана. В огромном пруду плавали десятки, а может, и сотни лебедей. Завидев людей, они выходили на берег и, вытянув шеи, с поклоном выпрашивали у них что-то вкусненькое. Мои подопечные вмиг забыли о Британском музее, куда мы собирались, и стали кормить лебедей остатками печенья. Может быть, мы бы и провели в этом парке всю оставшуюся половину дня, если бы Маша Сурнева не почувствовала себя плохо. Пришлось вернуться в гостиницу. Благо, она находилась совсем рядом. Таня Пантелеева, подобрав каштан и жонглируя им на ходу, вдруг сказала: “Тут так тихо. Спокойно. И чисто. Я бы осталась здесь”. У меня похолодело внутри. Я представил себе на минутку: уйдет после ужина из гостиницы – и поминай как звали. Я считаю, что каждый пусть живет там, где он хочет. И в чужой стране тоже – если на законных основаниях. Но только не в этом случае. Все девочки были несовершеннолетними, и их выпустили за границу под доверенность родителей или воспитателей, выданную мне. Я знал, что мне предстоит, если я вернусь без нее, и стал разговаривать с ней о том, что даже я, прожив уже столько лет на свете, зная английский и умея что-то делать, имея друзей в Англии, не могу здесь остаться. На что она сказала: “Да как-нибудь все уладилось бы”. В общем, все завершилось благополучно. Таня вернулась домой. Но я не об этом хотел написать. О Розмари Аллан. Мы познакомились с ней шесть лет назад, когда я получил стипендию Рейтер Фаундейшн и занимался несколько месяцев в Оксфордском университете. Розмари была администратором нашей программы. Потом она приезжала несколько раз в Россию. Учит русский язык и пишет письма без ошибок. Я попросил ее помочь организовать наше пребывание в Лондоне. Она заказала гостиницу, билеты, договорилась о встречах. Мало того, она за свой счет сняла номер в нашей гостинице, чтобы быть рядом с нами. В тот вечер возникли проблемы: кому везти детей ужинать? Я остался с Машей. Розмари занялась ужином. Я смотрел на уснувшую Машу и думал: что заставило Розмари покинуть ее деревеньку под Оксфордом – домики под соломенными крышами, цветы в горшках и корзинах под окнами, красная телефонная будка начала века на центральной площади, там же церковь и паб – и поехать в Лондон помогать нам? Перед Новым годом пришла от Розмари открытка. “Эти несколько дней с “твоими” детьми были прекрасны. Жизнь тут такая однообразная. Я была по-настоящему кому-то нужна, не только для пятичасового чая”.

…Кстати, когда мы летели назад, английская бортпроводница сказала мне: “Какие хорошенькие дочки у такого молодого отца. И такие разные!”

Петр ПОЛОЖЕВЕЦ