Первые сто строк

Первые сто строк

Прошлый вторник, восьмое августа. Последний день моего отпуска. Жена уже несколько дней работает. Сын все еще на даче вместе с котами и собакой. С утра я дочитываю не дочитанное за лето, дописываю недописанные письма, составляю список звонков, которые сделаю завтра, и вдруг незаметно для себя засыпаю посреди белого дня в кресле. Мне ничего не снится. Я просыпаюсь сразу, рывком, словно меня облили холодной водой. На часах шесть вечера. Я чищу картошку и не знаю, что еще приготовить на ужин. У нас так заведено: кто первый вечером возвращается домой, тот и готовит, а потом ждет других, не садясь один – каким бы голодным он ни был – за стол. Звонок. Это сын. “Ты с мамой давно разговаривал?”- “Часа в два. Она сказала, что сегодня придет пораньше.” – “Ты что, ничего не знаешь? На Пушкинской площади страшный взрыв. Включи телевизор”. Жена работает на Пушкинской плошади. Бросаюсь к телефону. Молчание. Бегу к телевизору. РТР показывает страшные кадры. Редакция жены совсем рядом с переходом, где прогремел взрыв. Звоню снова. В трубке знакомый голос. Слава Богу, жива. “Ты как?” – “Все нормально. Все наши здесь, никто не пострадал. Только вот Олю не могу найти. Она ушла без пяти шесть. Шлю каждые пятнадцать минут ей на пейджер сообщения – нет ответа”. Оля – это ее референт. Каждый вечер Галя мне рассказывала об этой девочке. Ей в марте исполнилось только восемнадцать. Она жила в Подмосковье, добиралась на работу почти два часа. Умела все: и работать, и веселиться. Тонко чувствовала настроение других. Всегда прощалась так: “Всем привет и до завтра”. Поступила в этом году в университет на экономический факультет. Решила, что осенью выйдет замуж. За Максима – пожарного. Собиралась в пятницу ехать на море. Во вторник на работу она опоздала. “Знаете, почему? Проспала! – призналась она честно жене. – Хотела позвонить и отпроситься, но потом вспомнила, что у меня в Москве есть одно неотложное дело, потому и поехала”. Галя все посылала сообщения на пейджер – безрезультатно. Пришел в редакцию Олин отец, сказал, что поедет по больницам, куда доставили пострадавших. Ближе к ночи Галина вернулась домой. Ужин, который я готовил, -картошка и мясо – сгорел. Жена, как заведенная, повторяла: “Не верю, что с ней что-то случилось. Не могло с ней ничего случиться, не должно было случиться.” В час ночи позвонил Олин отец: “Ее больше нет. Я нашел ее. Она в морге. Не знаю, как сказать жене…” – “Лучше сразу скажите…”

Ее похоронили в прошлую пятницу, в родном городке в Подмосковье. Поезд в Крым ушел без нее. Галя, вернувшись с похорон, сказала: “Знаешь, если бы у нас была дочь, я бы очень хотела, чтобы она была такой, как Оля.” Журналистка из “Ассошиэйтед Пресс”, накануне расспрашивающая жену об Оле Удаловой, все допытывалась: а кто, на ее взгляд, виноват в трагедии? И жена ответила ей словами Олиной матери: “Мне все равно, кто устроил этот взрыв. Главное, что Ольги никогда уже больше не будет.”

Мы уже привыкли к тому, что живем в стране, в которой идет война. Война все равно война, даже если ее называть другими словами – антитеррористическая операция или как-то еще. Мы привыкли к ежедневным сообщениям, что кто-то гибнет в Чечне, кого-то там уничтожают. Мы встряхиваемся только тогда, когда война уносит наших близких, знакомых или коллег. Только тогда мы начинаем понимать, что ей не видно конца, что мы не знаем всей правды о ней и, может быть, никогда и не узнаем. А нам всем надо знать: кто все это начал, кто помог взлелеять на российской территории самое страшное террористическое гнездо в мире, кто ради своих интересов не уничтожил все это сразу?.. Я уверен, что те, кто пришел сегодня к власти, знают ответы на все эти вопросы. Заковыка лишь в том, узнаем ли их мы с вами…

Петр Положевец