Первые сто строк

Человека, известного в образовательных кругах, пригласили в администрацию президента и попросили поучаствовать в написании послания, с которым глава государства выступит в начале следующего года перед Федеральным Собранием. Он сказал: “Я готов, но сформулируйте точно задачу: для кого предназначено это послание? Для народа? Для зала, перед которым будет выступать президент? Или для самого президента?” После таких вопросов эксперту от образования не удалось поучаствовать в создании программной речи. Под благовидным предлогом от его помощи отказались. Уже после случившегося мы как-то заговорили с ним об искренности политиков. Когда я смотрю телевизор, у меня хоть и редко, но все-таки возникает чувство, что Путин перед телекамерами искренен, особенно когда говорит о террористах, о необходимости возрождения сильной России, о взаимоотношениях со странами, которые являются “нон-грата” для Запада. Но мой коллега возразил, что дело тут не в искренности – политик высокого ранга, как и дипломат, по определению не может быть искренен. Все зависит от уровня актерского мастерства: насколько профессионально может сыграть политик ожидания масс. Я не думаю, например, что фраза “Мы с народом можем и ошибаться”, произнесенная недавно президентом по поводу нового гимна, родилась спонтанно – это четко выверенный психологический ход. Основан он на том, что большинству народа, тем, кто живет за пределами Садового кольца и не обременен обязательствами посещать Кремль и Белый дом по официальным поводам, абсолютно все равно, каким будет новый гимн. Они больше переживают о том, чем накормить своих детей, как обогреть дом, где достать дефицитные лекарства и не придет ли похоронка на единственного сына из армии. Кто-то очень точно сказал, что наше общество демонстрировало неповторимое мужество на полях сражений, но ему всегда не хватало гражданского мужества, мужества поступка – в обычной жизни сказать нет своему начальнику, местной власти, учительнице, которая издевается над ребенком, соседу, который мусорит на лестничной клетке, или выйти с протестным плакатом на площадь перед своим райкомом партии, не говоря уж о Красной площади. Чтобы сказать своему народу настоящую правду, верхам прежде всего самим надо знать ее. Чтобы сказать правду, надо иметь свои собственные тылы, а не оставаться весь предназначенный срок только чьим-то выдвиженцем, преемником, пусть и на демократический лад – через выборы. “Семья” хоть и в тени, но все еще крепка и влиятельна. Те, кто начинал реформы – “молодые завлабы”, камикадзе – во власть снова не хотят, они занимаются своими научными исследованиями, читают лекции в лучших западных университетах, издают блестящие книги, которые тут же становятся бестселлерами, они честно зарабатывают свои немалые деньги, они знают, как надо двигаться стране, иногда они даже советуют правительству и президенту, что делать, но они уже не хотят выступать с резкой критикой действий власти, не хотят резких перемен, потому что сами незаметно срослись с этой властью. Когда-то в Кремль они пришли романтиками, жизнь их сделала суровыми прагматиками. Чтобы сказать правду, надо иметь мужество, надо уметь учиться. Сергей Аверинцев писал: “И сегодня, как всегда, общение с умами отдаленных эпох – драгоценный шанс уйти от опасности, которую один острый человек назвал “хронологическим провинциализмом”, то есть от привычки принимать сиюминутное за вечное, моду за прогресс и предрассудки – за аксиомы. “Древние” были не то что умнее нас – их ум, их неразумие, их возможности и границы были другими, в сравнении мы вернее увидим собственные возможности, собственные границы; если нам посчастливится, мы и на самих себя взглянем по-иному, и то, что предстанет нашему взгляду, может оказаться не всегда приятным, но будет во всяком случае неожиданно и нам на пользу”. “Хронологический провинциализм” особенно опасен в Кремле.
Петр Положевец