Знаменитый своими костюмами для Анны Павловой и Иды Рубинштейн и доживший в Париже до ста лет Владимир Бушен как-то обмолвился: “Когда я с французами, я чувствую, что я не француз, а когда я с русскими, я чувствую, что я не русский, я иностранец в этом мире”. Бушен был “иностранцем”, хорошо знавшим и понимавшим сущность и французской, и русской, и любой другой культуры, а точнее, душу человека. Ибо Абраам Моль, чьей в семидесятые годы только что переведенной на русский язык монографией “Социодинамика культуры” зачитывались все причисляющие себя к классу интеллигенции, писал: “Культура – это душа народа. Культура же каждой отдельной человеческой души – это своеобразный иммунный статус, дающий человеку силу для сопротивления злу и насилию”. Несколькими годами раньше этой нашумевшей книги итальянский бунтарь-одиночка Пьер Паоло Пазолини написал повесть, а потом снял фильм “Теорема”. Почти о том же, о чем говорили и Бушен, и Моль, – историю, как в миланскую упорядоченную буржуазную безрелигиозную семью врывается нечто религиозное и привычный спокойный комфортный мир начинает рушиться. Через несколько месяцев после выхода фильма – 23 ноября 1969 года – в Венеции начался над фильмом судебный процесс. Режиссера и продюсера обвиняли в нарушении общественных приличий. И это несмотря на то, что в сентябре того же года на Венецианском фестивале “Теорема” была удостоена Большого приза жюри Международного католического кинематографического центра. Кино Пазолини не похоже ни на какое другое. Он создал свой собственный стиль, его взгляд не спутаешь ни с чьим другим. Он не принадлежит ни к какому определенному течению или школе. Это же можно сказать, пожалуй, только еще об одном великом режиссере – англичанине Дереке Джармане. И ни на кого больше в мире кинематографии не подавали столько судебных исков, как на Пазолини. С 1949 по 1977 год против него было возбуждено 33 судебных процесса. И каждый раз его оправдывали за отсутствием состава преступления. (В этом году Пазолини исполнилось бы восемьдесят лет, но он прожил только 57 лет. В 1979 году, в ночь на 2 ноября, которая разделяет День всех святых и День всех усопших, он был зверски убит в окрестностях Остии, в нескольких километрах от Рима. Преступление так и осталось нераскрытым. Самая непопулярная версия, что режиссер сам срежиссировал свою смерть. И подтверждением тому приводят цитату из его книги “Еретический эмпиризм”: “Пока я не умру, никто не может быть уверен в том, что он действительно меня знает, то есть что он может придать смысл тому, что я делал… Умереть совершенно необходимо. Пока мы живы, нам недостает смысла, а язык нашей жизни… непереводим: это хаос возможностей, это непрерывный поиск связей и смыслов. Смерть молниеносно монтирует нашу жизнь, она отбирает самые важные ее мотивы… и выстраивает их в некую последовательность, превращая наше продолжающееся, изменчивое и неясное… в завершенное, устойчивое”). Главный герой “Теоремы”, блистательно сыгранный англичанином Теренсом Стэмпом, почти ничего не говорит. А когда он, погостив несколько дней, уезжает навсегда, речь и вовсе исчезает из фильма. Слова не нужны потому, что каждый персонаж становится героем собственной истории, происходящей у него в душе. Они больше не могут жить во лжи. Мир рушится не снаружи, он рушится внутри каждого из них. Стэмп словно содрал с них кожу. Он тоже, как Владимир Бушен, был “иностранцем”, сумевшим понять заблудших и освободить из собственных силков. Совсем недавно что-то подобное попытался сделать Франсуа Озон в своем шокирующем фильме “Крысятник”. Но это уже другая эстетика, другой стиль…
…Пазолини когда-то написал в поэме “Фриулийская сюита”: “Мальчишку любопытство гложет, и зеркалу он строит рожи. Но опрокинутая мгла течет из темного стекла. Заглядывает он за раму и облик ищет свой упрямо, а там уродливый паук ткет сеть свою – за кругом круг. Не скромно ли представить в раме свою улыбку в детстве раннем! Но в памяти она жива, как темный берег, как трава. Я в зазеркалье поневоле ищу источник этой боли, который бы вместил все сны в единый промельк белизны”.
Петр ПОЛОЖЕВЕЦ
Комментарии