На чтение: ≈ 13 мин.Окончание. Начало в №16-24
Но событиями жизни стали две встречи. Отец моего школьного друга, член Союза советских писателей, отдал нам свой билет на двух человек в Центральный дом литератора. 28 декабря 1950 года там отмечали двадцатипятилетие со дня смерти Есенина.
Мы пришли рано и сели в первом ряду. Против нас стояло старинное кресло. Когда все уже собрались в этом небольшом зале, ведущий подвел к креслу старую женщину. Все встали. Прошло уже 70 лет, но я до сих пор помню то жуткое мое состояние, когда к этой женщине подошел известный тогда чтец В.Аксенов:
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Не буди того, что отмечалось,
Не волнуй того, что не сбылось, –
Слишком раннюю утрату и усталость
Испытать мне в жизни привелось.
И молиться не учи меня. Не надо!
К старому возврата больше нет,
Ты одна мне помощь и отрада.
Ты одна мне несказанный свет…
И все это слушала Татьяна Федоровна Есенина, мать поэта.
А в 1970 году мне поручили вести в городском Доме учителя вечер в честь семидесятипятилетия Есенина. И я представил собравшимся Константина Сергеевича Есенина, сына поэта. Я знал о трагедии его семьи: отец покончил самоубийством, отчим Всеволод Мейерхольд расстрелян, мать, Зинаида Райх, зверски зарезана. Но я не знал о его фронтовой биографии. Прочел о ней только недавно в книге Захара Прилепина.
Осенью 1941 года записывается добровольцем. 1942‑й – Ленинградский фронт. 1944‑й: «участвовал в боях на Карельском перешейке в составе штурмовой роты. В одном из боев погиб и командир, и замполит. Младший лейтенант и комсорг Константин Есенин поднял роту в атаку. Пуля пробила ему легкое». Четыре ранения. Похоронка, полученная сестрой Татьяной. Три ордена Красной Звезды.
Существует такой способ измерения исторического расстояния: через число рукопожатий. Между моими учениками и Есениным всего два рукопожатия. Вроде бы далекое, а на самом деле близкое.
В том-то и состоит смысл работы учителя литературы, что он сокращает расстояния, делает далекое близким. Но слишком много в преподавании и экзаменах не соединяет, а разъединяет.
22 февраля этого года в четвертый раз мои ученики в формате онлайн пришли ко мне. Заранее была определена тема встречи: ЕГЭ глазами родителей, бабушек, дедушек.
Помните блоковское «безличное – вочеловечить»? Вот и говорили о том, как порой очеловеченное обезличивается. И о том, что нужно сделать, чтобы этого не было. А как у Маяковского: «как живой с живыми говоря». Ведь речь идет вовсе не о баллах только, а о жизни и судьбе.
Поскольку мои ученики с новой моделью экзаменов не знакомы, я о ней ничего не говорил. Да и что говорить, когда в главном, в основном, в самой сути то, что называли перспективной моделью, на самом деле обернулось ретроспективной моделью.
Мне тоже могут сказать, что и я сам ретроспективен во многом. Да, это так. Я хорошо знаю лучший опыт дореволюционных гимназий, советской (не путать с совковой, хотя та тоже многое оставила), постсоветской школы и всегда использовал лучшие их достижения. И надо хорошо знать, от какого наследства нам давно уже пора отказаться. К тому же я всегда был работающим в школе учителем.
Лев АЙЗЕРМАН
P.S.
Итак, «Российская газета». 18 января 2021 года. На первой полосе: «Как изменится единый госэкзамен в следующем учебном году». Интервью с заместителем директора ФИПИ Ольгой Котовой. (Напомню, что я писал и сейчас пишу только о ЕГЭ по русскому языку и литературе. Кстати, в этом году число записавшихся на экзамен по литературе выросло – стало 8,5%, а было около пяти.) Честный, а потому и горький диагноз: «Мы очень четко увидели негативные последствия натаскивания на типовые задания. Даже сильные ребята очень тяжело воспринимают объективно простые, но незнакомые задачи. То есть те, формулировки которых им раньше не встречались». Отметим только, что таких формулировок, которые раньше не встречались, вообще-то говоря, мизерное количество. А в экзаменах по выбору именно они должны преобладать.
Разумное понимание необходимости изменений и их направленности. «Во главе угла не просто знание фактов, дат и формул, а их практическое применение». «Переход от проверки знаний к практике». А что такое практика в литературе? Прежде всего самостоятельное чтение до того неизвестного текста. Это уровень читательской культуры. «Недостаточно воспроизводить заученные шаблоны и алгоритмы. Это не проверка памяти. ЕГЭ – это отбор самых подготовленных ребят для поступления в вуз». Повторю то, что уже говорил: самые подготовленные проходят олимпиады. Но ведь предметы по выбору – это предметы, которые изучаются на профильном уровне.
Такая переориентация, конечно же, не может быть не принята многими учителями. Ограничусь письмом в «Учительскую газету» Ирины Пахомовой, учителя с 40‑летним стажем, Великий Новгород: «Я работала в Великобритании и видела изнутри местную систему экзаменов, по подобию которых когда-то создавали ЕГЭ. Увы, сравнение не в нашу пользу.
Английский вариант щадит психику детей. Один экзамен там длится не более 40 минут. Форма представляет собой тестирование. Но российский ЕГЭ, особенно по истории, обществознанию, литературе, даже в последние годы при всех усовершенствованиях, заставляет зубрить даты, цифры и понятия. А иностранные коллеги учат анализировать. Хотелось бы, чтобы и наши школьники думали, а не зубрили».
Сам я сейчас не могу не размышлять над тем, как принимают будущих учителей литературы в вузы. Я окончил педагогический институт. За годы работы в институте усовершенствования учителей посетил около тысячи уроков словесников. Много ездил по стране, проводя занятия с учителями литературы. В течение нескольких лет читал лекции в Ленинградском педагогическом институте имени А.И.Герцена. На таком постыдно низком уровне, как сегодня, в пединститут будущие учителя литературы не поступали. Сочинение и объемный устный экзамен, на котором можно было спрашивать не только по билету. За всю свою жизнь я лишь раз выступил экспертом на суде, когда учительницу литературы лишали права работать в школе, ибо она произведения многих классиков не читала. Сегодня на филфаки и в театральные училища успешно поступают не читавшие Достоевского, Толстого, а то и «Мертвые души», не говоря уже о литературе современной. ЕГЭ по литературе расположен в районе плинтуса.
Неудача первой пробы по созданию новой модели ЕГЭ по литературе была неизбежной. Как-то я спросил у подруги мамы, доцента МГУ: «Сколько нужно времени, чтобы написать научную статью?» Она мне ответила, что научные статьи не пишут, их делают. В основе статьи эксперимент. Он может длиться недели, месяцы, годы. А написать статью можно и за две недели. Все, что я написал, а это двадцать пять книг, сотни статей, все тысячи лекций, которые я прочитал учителям, – все основано на опыте собственной работы в течение многих лет, а то и десятилетий и многое было проверено читателями, с которыми я работал. И я вообще не уверен, что сочинители наших ЕГЭ изо дня в день годами работают сейчас в школе.
Когда женщина-хирург приходит после декретного отпуска на работу, ей первое время не дают оперировать – она только ассистирует. Но мы ведь не знаем, кто у нас сочиняет задания, которые решают судьбы учителей и детей, судьбы образования, судьбы страны.
Но вот 5 марта этого же года – двух месяцев не прошло после декларации намерений на страницах «Российской газеты» – Рособрнадзор на пресс-конференции сообщает о том, что существенная трансформация ЕГЭ готовится к 2030 году, в том числе благодаря появлению цифрового портфолио. О глобальной цифровизации я говорить ничего не буду, потому что хорошо понимаю и значение ее, и возможность печальной деформации в этом направлении. О том, к чему может привести, к примеру, Интернет, предупреждал еще Пушкин:
Прибежали в избу дети,
Второпях зовут отца:
«Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца!»
Но мы говорим ведь о литературе, о «добрых чувствах. И здесь те ценности, которые несет литература с ее утверждением милосердия, патриотизма, сострадания, совести, чести, мужества, не могут быть адекватно оцифрованы.
К тому же, идя по нынешнему пути, мы через десятилетие можем потерять в нашей школе литературу, и сам язык, о чем ровно сто лет назад в 1921 году предупреждал Николай Гумилев:
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог,
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово это – Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества,
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
Со словами этими и сегодня уже многое неблагополучно. А ведь слово, язык – первооснова патриотизма. А мы в России уже стали измерять читательскую грамотность переводными текстами PISA. Пора и одуматься.
Не могу не обратиться еще раз к стихотворению жены Николая Гумилева Анны Ахматовой, написанному в 1942 году.
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова, –
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем Навеки!
Но отдаем ли мы себе отчет в том, что завтрашний уровень преподавания литературы определяется тем, кто, с какой подготовкой, с каким уровнем знаний сегодня придет на филологические факультеты педагогических институтов?
Выбор читателей
Комментарии