Переводы с детского. 110 лет назад родилась писательница Агния Барто

​Сейчас детей просвещают по другим книжкам. Хорошо это или плохо, судить не стану. А тогда – в середине прошлого века – только и было слышно: Чуковский, Маршак, Кассиль, Михалков. И, конечно, Барто. Ее книги стоят во многих домах – старые, затрепанные, читанные-перечитанные, а это свидетельство великого почета.

«Слыхали радостную весть?»Фамилия у Агнии Львовны была то ли игрушечной, то ли сказочной. Досталась она ей от первого мужа, тоже детского писателя. Брак не удался, но фамилию бывшему супругу она не вернула. Оставила себе вместе со стульями, буфетом и комодом. Правда, как было на самом деле, не знаю. Я просто пошутил. Думаю, Агния Львовна на меня бы не обиделась.Ведь она сама была веселой. Да и угрюмый бука, пасмурный нелюдим не может писать хорошие стихи для детей. А Барто жила в детстве, где весело, светит солнце и никогда не бывает плохой погоды.Ее стихи – милые, забавные. Словно и вправду сочинял ребенок. Но… очень талантливый. Между прочим, один из сборников Барто так и назывался «Переводы с детского».«Слыхали радостную весть?Мне скоро будет ровно шесть!..»Читаешь и будто слышишь детский голос – звонкий, веселый.«Уронили мишку на пол,Оторвали мишке лапу…»В этих строках – грусть. И слезы в глазах ребенка…Она вела доверительный разговор с маленькими читателями, словно их ровесница. От ее слов веет теплом: «Лешенька, Лешенька, сделай одолжение…», «Мы с Тамарой…», «Кто не знает Любочку…».Барто хорошо знала детскую жизнь, потому что из детства никуда не уходила. Жила в нем. Присаживалась на лавочку недалеко от детской площадки и украдкой наблюдала, как ребятишки играют. И слушала, что говорят. Иногда за темами для стихов приходила в школу, сев на заднюю парту и напустив на себя деловой вид, записывала. Хотя порой ей хотелось рассмеяться…Однажды «инкогнито» Агнии Львовны раскрылось. К ней подошла девочка и доверчиво спросила: «Вы сейчас в районо работаете? А раньше были писательницей? Я вас по телевизору видела…»«Я вас люблю и обворачиваю в бумагу…»Барто считала, что «детское» стихотворение надо писать «на рост». То есть сочинять со смыслом, подтекстом. Если стихи пришлись по вкусу ребенку, они обязательно запечатлеются в памяти. А потом, повзрослев, люди передадут их новому поколению. Как знамя…Барто получала множество писем от читателей. Из них вполне могла получиться книга – необычная и очень лиричная. Это можно предположить даже по одному отклику: «Я вас люблю и обворачиваю в бумагу. Когда вы порвались, я вас склеила…» Это, понятно, про книги Агнии Львовны. Лучшего комплимента для писателя не придумать.Барто довольно рано стала известной. И даже очень. Об этом она написала в стихотворении «Телефон»:Это – один тридцатьвосемь двадцать?Барто, мне надос вами увидаться.Говорят, вы однаиз лучших -Вы самый близкийлевый попутчик?!И вообще вы теперьзнамениты до черта,Про вас написаладаже «Вечорка»… (так в оригинале!)Почему она себя назвала «левым попутчиком»? Так это не она, а суровые критики. И вообще в 20-30-е годы все поэты выстраивались по ранжиру – правильные и неправильные, пролетарские и «попутчики». А последние делились на левых и правых.Маршак и «подмаршачники»Дети стихи Барто сразу полюбили. А иные коллеги невзлюбили. К примеру, корифей жанра Самуил Маршак, к слову, человек строгий с переменчивым, как погода, характером, пытался ее наставлять и учить.О том, что из этого вышло, Барто вспоминала в своей мемуарной книге «Записки детского поэта»: «Однажды, не согласившись с его поправками к моим стихам, боясь утратить свою самостоятельность, чересчур запальчиво сказала: «Есть Маршак и подмаршачники. Маршаком я стать не могу, а подмаршачником не хочу!»Вероятно, Самуилу Яковлевичу стоило немалого труда сохранить хладнокровие. Потом я не раз просила извинить меня за «правого попутчика» и «подмаршачников». Самуил Яковлевич кивал головой: «Да, да, конечно», но отношения наши не налаживались…»Тем не менее Барто, по собственному признанию, училась у Маршака «завершенности мысли, цельности каждого, даже небольшого стихотворения, тщательному отбору слов, а главное – высокому, взыскательному взгляду на поэзию».Они долго не виделись. «Но вот в одно незабываемое для меня утро, без предупреждения, без телефонного звонка, ко мне домой приехал Маршак. В передней вместо приветствия сказал:- «Снегирь» – прекрасное стихотворение, но одно слово надо изменить: «Было сухо, но калоши я покорно надевал». Слово «покорно» здесь чужое.- Я исправлю слово «покорно». Спасибо вам! – восклицала я, обнимая Маршака».Талант, который она «родила»И в отношениях с Чуковским, чей характер тоже был не сахар, также были ухабы и рытвины. Стихи Барто он, эстет, знавший и чтивший великих стихотворцев Серебряного века, называл безрифменными. Чуковский позже написал, что такие стихи все равно что голая женщина. В одежде рифм легко быть красивой, а вот попробуй ослепить красотой без всяких рюшечек, оборочек, бюстгальтеров и прочих вспомогательных средств.Тут уж Агния Львовна обиделась не на шутку. Но ненадолго.Однажды Барто разыграла Чуковского. Не в отместку, а невольно. Об этом она вспоминала в упомянутой книге «Записки детского поэта».Летом 1934 года Агния Львовна возвращалась от друзей в Москву в пригородном поезде. А в ее голове крутились строки из стихотворения, написанного от лица мальчика, который радовался спасению полярников с парохода «Челюскин».На одной из станций в поезд вошел Чуковский и уселся рядом с Барто. Она немедленно захотела прочитать ему новорожденное стихотворение. Но, убоявшись острого языка критика, сказала, что сочинила не она, а ребенок:Челюскинцы-дорогинцы!Как боялся я весны!Как боялся я весны!Зря боялся я весны!Челюскинцы-дорогинцы,Все равно вы спасены…«Отлично, превосходно! – возрадовался Чуковский с присущей ему щедростью. – Сколько лет этому поэту?» Что мне было делать? Пришлось здорово скосить возраст автора.- Ему пять с половиной, – сказала я.- Прочтите еще раз, – попросил Корней Иванович и, повторяя вслед за мной строчки, стал их записывать: записал челюскинцев и кто-то из пассажиров. Я была ни жива ни мертва… Не хватило у меня мужества тут же признаться в своем невольном обмане…»В разгар ее терзаний вышла «Литературная газета» с материалом Чуковского. Его венчал заголовок «Челюскинцы-дорогинцы». Критик хвалил «пятилетнего поэта», написавшего «пылкую и звонкую песню, хлынувшую из самого сердца».Но этим все не кончилось. «В самых разных радиопередачах, посвященных ледовой эпопее, словно мне в укор то и дело звучали «челюскинцы-дорогинцы». К приезду героев был выпущен специальный плакат: детский рисунок, подписанный теми же строчками. На улицах пестрели афиши, сообщавшие о новом эстрадном обозрении «Челюскинцы-дорогинцы». Пошли мы с мужем в концерт, строчки следовали за мной по пятам: конферансье прочел их со сцены, и я имела возможность самолично похлопать «малолетнему автору…»Отчего поэты звонят ночьюКак-то стихи Барто попались на глаза поэту, творившему для совершнно другого читателя, – Борису Пастернаку. Ему прислали верстку его стихотворного сборника, а с обратной стороны – в типографии экономили бумагу – оказались вирши Барто.Борис Леонидович из любопытства прочитал стихи и позвонил автору. Удивился, что Барто ловко «жонглирует» словами, и каждое занимает в стихотворении свое законное место. Потому и запоминаются стихи легко.Комплимент? Или вежливая реплика классика, благосклонный, усталый взор с поэтической вершины?…Ночь. И вдруг протяжная трель телефонного звонка. Она сняла трубку. Это был Сергей Михалков, который для всех еще был просто Сережей. «Что-то случилось?» – встревожилась Барто. «Случилось, – ответил Михалков. – Я написал новое стихотворение. Хочу тебе прочитать…»«Я всегда особенно ценила тех людей, в чью жизнь можно в любую минуту ворваться со стихами. Таким был Светлов. Он мог отвлечься от всякого дела, от собственных строчек и слушать тебя с искренней заинтересованностью, в каком бы душевном состоянии сам ни находился…»Светлов не только слушал, но и советовал – сократить, заменить слова, нарушить движение сюжета.Он был мастером эпиграмм. Но ей сочинить не смог, в чем и признался:Я истину сейчас установлю,Не любим мы с тобой стихов унылых.О, Агния! Я так тебя люблю,Что эпиграмму написать не в силах.Эхо минувшей войныАгния Барто ушла из жизни 35 лет назад – в 1981 году. Но часто возвращается. Не только в стихах, которые иные родители по-прежнему читают своим детям, но и в фильмах. Возможно, не все знают, что сценарий славной довоенной комедии «Подкидыш» написала Агния Львовна вместе со своей доброй знакомой Риной Зеленой. Там, где звучит сакраментальная фраза Фаины Раневской, подруги Барто: «Муля, не нервируй меня…»Она написала сценарии еще к двум детским фильмам – «Алеша Птицын вырабатывает характер» и «Слон и веревочка». Не шедевры, но очень милые вещицы. Очаровательные дети, забавные приключения. В картинах нет стихов – сплошь проза. Может, Агния Львовна пробовала себя в новом амплуа? Или решила «отдышаться» от поэзии?Есть еще одна причина, чтобы уважительно поклониться портрету Барто. В 1965 году она затеяла на радио передачу «Ищу человека».На эту тему Барто натолкнулась не случайно. После войны она написала поэму «Звенигород», где рассказывалось о детях, оставшихся без родителей во время войны и попавших в детские дома. Это было печальное эхо минувшей войны.Люди обращались к Барто, надеясь на помощь. Родители искали детей, дети – родителей, сестры – братьев. Разумеется, не все истории заканчивались счастливой встречей, но таких случаев было немало.Вот лишь один пример. Поэма «Звенигород» попала в руки женщины, безуспешно искавшей свою дочь – ей было восемь лет, когда она пропала. Женщина прислала Барто письмо с описанием своего ребенка, и начались поиски. В конце концов дочь нашли. Это была уже взрослая, 18-летняя девушка…Передача «Ищу человека» выходила в эфир девять лет, и все это время и на радио, и домой к Барто, в писательский дом в Лаврушинском переулке, приходило до сотни писем каждый день! Агния Львовна порой читала их с утра до поздней ночи. Каждый человек верил, что ему доведется увидеть, обнять родного человека…Остается добавить, что благодаря энергии Барто почти тысяча людей отыскали пропавших во время Великой Отечественной войны близких, родственников. Невольно вспоминаются слова Агнии Львовны: «Почти у каждого человека бывают в жизни минуты, когда он делает больше, чем может». Она так и поступала.