Публикации Льва Айзермана, учителя русского языка и литературы столичной гимназии №1539, хорошо известны нашим читателям. В прошлом номере мы опубликовали рецензию на его книгу «Педагогическая непоэма» (см. «УГ» №40 от 2 октября). Сегодня мы предлагаем вашему вниманию серию материалов Льва Соломоновича. Они поднимают не только проблемы преподавания литературы в современной школе, но и того, как меняется мировосприятие наших детей, способны ли они понимать язык классики или он так и остается для них тайной за семью печатями.
Закончился мой шестидесятый учебный год. Что-то у меня в этом шестидесятом учебном году получилось. Вместе с тем у меня многое не получалось и не получилось (кстати, я вообще не верю тем методическим работам, у авторов которых на уроках все получается). А в последние годы это «не получалось» все увеличивается и увеличивается. Очень многие общие слова о преподавании литературы звучат часто абстрактно и безжизненно. Так что остановлюсь на конкретном примере. В начале мая этого года мой выпускной класс писал последнее сочинение по литературе. Отмечу, что все эти двадцать три года я работаю в школе, где нет профильных гуманитарных классов. За несколько дней до праздника Победы я диктую им стихотворение Твардовского и прошу за один урок написать, как они его понимают. Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В том, что они – кто старше, кто моложе – Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, – Речь не о том, но все же, все же, все же… Про эти стихи можно сказать словами поэта из «Василия Теркина»: «Вот стихи, а все понятно: все на русском языке». Куда там! Были работы, чуткие к слову, интонации, чувству. Несколько небольших цитат. «Автор считает себя невиноватым в том, «что другие не пришли с войны». Он как будто говорит: «Нет, нет, я не виноват». «Но совесть берет свое: «но все же, все же, все же…» «Здравый смысл пытается удержать тебя от самоугрызения, ведь он действительно не виноват. Но все же, все же, все же…» «Разумом он понимает, что никакой его вины в этом нет, а сердцем, душой он испытывает чувство вины перед теми, кто не вернулся, и ведь он не виноват в том, что другие не пришли с войны, а чувство вины есть». «Герой стихотворения понимает, что никакой вины его нет в том, что он остался жив, а другие не пришли с войны. Тут уж так случилось, что один добежал, а другой упал, сраженный пулей. Речь не о том. Но троекратное «все же» звучит как упрек тебе». Но так написал только каждый третий. Напомню: это последняя работа по литературе. Кстати, среди написавших так многие не блещут академической успеваемостью по литературе! А среди непонявших немало отличников. Очевидно, академическое знание и умение чувствовать слово далеко не всегда совпадают. Проанализировав все написанное, я на том же уроке даю задание минут на пятнадцать. Прошу ответить вот на какой вопрос. У этого стихотворения есть два варианта. Конечно, не говорю, что тот, о котором они писали, – второй. Уже в верстке Твардовский перечеркнул три последние строки и написал одну. Так что сейчас ученики вторым называют по существу первый. Сравним два варианта. «Речь не о том, но все же, все же, все же…» И другой: Речь не о том, но все же. Что же – все же? Не знаю. Только знаю, в дни войны На жизнь и смерть у всех права равны. Прошу написать, чем отличаются эти два варианта и какой, с их точки зрения, лучше, какой им лично больше нравится. Ограничусь двумя ответами. «На жизнь и смерть у всех права равны». Эти слова я понимаю так: он мог погибнуть, и те, кто погиб, могли выжить. У всех есть право на жизнь, и никто не застрахован от смерти на войне. Первый вариант мне представляется лучше. Он оставляет впечатление недосказанности. Твардовский оставляет читателю шанс самому додумать. Здесь в конце душевные переживания автора. А во втором идет рассуждение, приводящее в конце концов к некоему выводу разума, что он будто оправдывает себя перед своей совестью». «В первом варианте стихотворения автор последней строчкой дает понять, что он все же чувствует вину. В последней строке право голоса оставляет за собой совесть. Во втором варианте словами «в дни войны на жизнь и смерть у всех права равны» он снимает с себя угрызения совести. «Права равны». И он не виноват, что кто-то вернулся, а кто-то – нет. Я считаю, что первый вариант лучше. Ведь ясно, что не получится до конца избавиться от мук совести. Да, права у всех равны, но все же, все же, все же…» Но половина писавших предпочла тот вариант, который отверг сам поэт. Почему? Вот три ответа. «Во втором варианте совести нет места. Поэтому мне ближе второй». «Второй вариант стихотворения проще для моего понимания». «В первом варианте поэта мучает совесть. Во втором Твардовский пишет как нормальный человек». Все мы каждую четверть и каждое полугодие сдаем отчет о качестве своей работы, то бишь сколько у нас тех, у кого пятерки и четверки. Но вот в конце года я получил отчет об истинном качестве своей работы. Что касается совести, у нас с ней, конечно, все в порядке. Так, она была широко представлена на экзаменах этого года. В варианте для тех, кто писал в щадящем режиме, была тема сочинения «Какую роль в духовной жизни человека играет совесть». Тексты задания С были посвящены ей же. Да еще были тексты про милосердие и вообще о нравственности. И выпускник, уверенный, что поэт, который не обращается к теме совести, «нормальный человек», как раз про совесть на экзамене и писал. Но не волнуйтесь за него – он все написал как надо. Когда я ученице после проверки одного из мониторингов сказал: «Но ведь ты так не думаешь!» – она мне ответила: «Конечно, не думаю. Но я решила, что раз они прислали такой текст, значит, надо так и писать». Что за всем этим? Можно было бы попенять на падение нашей культуры, когда сегодня только 37% российских граждан читают «одну и более книг в год». А способность связно пересказывать содержание художественного произведения с 1995 года ухудшилась у юношей в пять раз, а у девушек в четыре. Да мы и сами знаем, как уходит литература с уроков литературы. И нужно быть очень наивным человеком, чтобы думать, что введение обязательного экзамена по литературе для всех спасет положение. ЕГЭ по литературе для всех станет последним гвоздем, забитым в гроб преподавания литературы в школе. Никогда я не чувствовал себя так свободно, как в последние два учебных года: ни один мой ученик не сдавал экзамен по литературе. И читали, и писали, не списывая с Интернета или печатных шпаргалок, и думали, и спорили, хотя, как видели, и терпели поражения. Можно было бы сказать, что за всем этим крушение фундаментальных ценностей, таких как стыд, совесть, долг, ответственность, сострадание, профессионализм. Кто-то сказал, что сейчас стыдно стыдиться. Но будем честны по отношению к себе. Прежде всего за всем этим направленность нашего преподавания, и особенно экзаменов. Чтобы правильно быть понятым, скажу, что в идее ЕГЭ есть плодотворные начала. Но ведь мы все говорим не об идее, а о том, во что она превратилась. Особенно на экзаменах по литературе, да и по русскому языку тоже.
Комментарии