Педагогика без границ . Сто лет спустя

Нет, эта идея национальной русской школы не имеет ничего общего с какой-либо национальной ограниченностью. Розанова тревожит, что «редко кто из окончивших курс в гимназии овладевал иностранным языком настолько, что мог практически и серьезно им пользоваться». Его печалит и то, что «знание литературы ограничилось исключительно знанием отечественной словесности» и гимназисты не знают имен Данте, Сервантеса, Шекспира, Гете, Шиллера, Вальтера-Скотта и Байрона. Но он убежден в том, что в фундаменте русской школы – русский язык, русская литература, русская история и русская география.

И в том, что, используя опыт европейского образования, русская школа не должна перенять полностью ни школу французскую, ни школу английскую, ни школу немецкую. И «едва мы перестанем верхоглядно восхищаться чужеземным и пересаживать его на свою почву, как у нас оригинально и самостоятельно вырастут явления, параллельные лучшим чужеземным насаждениям». «Россия вечно съезжает с германско-французского под собою фундамента, и напрасны эти все попытки опять ее подправить, поднять на этот фундамент. Россия хочет стоять на своей земле».

Прекрасный поэт и прекрасный человек Наум Коржавин, выдавленный из СССР, с тех пор, как это стало возможно, каждый год из США приезжает в Россию. И не раз он мне говорил: «Ну зачем, зачем вы берете все худшее из американской школы?»

За пятнадцать лет до того, как были написаны статьи, вошедшие в 27-й том, Розанов сказал вещие слова: «Русский народ мог бы исчезнуть совершенно бесследно, так что одно только воспоминание осталось о нем. Но теперь… наш народ уже не может погибнуть… есть нечто вечное, что создал он, что всегда будет, – это литература. А с нею будет и язык наш, а с ним и мы сами, как нечто своеобразное между народами». Тут ни убавить, ни прибавить.

Но ныне именно русская литература вытесняется из школы, именно она подвергается разрушительным воздействиям. Вытесняется сокращением уроков на литературу. Только ничего не понимающий в литературе и ее изучении в школе может утверждать, что за три урока в неделю можно в десятом классе постигнуть Достоевского, Толстого, Чехова и многих других писателей второй половины ХIХ века. Когда я начинал работать, у меня было в два раза больше времени на этот курс.

Она разрушалась печально памятными пятьюстами темами, которые можно было только списать со шпаргалок, быстренько приготовленных бойкими издателями. Она разрушается КИМами сегодняшнего ЕГЭ по литературе. Даже защитники этого экзамена признают, что литературу невозможно формализовать.

Ее пытаются разрушить, отрицая саму необходимость литературы в школе как стержневого предмета духовно-нравственного: а что, разве учитель математики меньше делает для нравственного становления личности? На эти утверждения с высоких трибун ответил в «Известиях» фронтовик и писатель Даниил Гранин: «В школах русская литература, поэзия, история на втором-третьем месте, потому что на первом – компьютеры, теория информации, математика, физика. А эти предметы не занимаются моралью и этикой. Понятие совести не включается в учебники и уроки. Не преподают. Совестливым быть невыгодно».

Другое дело, что есть и такие уроки литературы, и их немало, которые действительно для сердца, ума и совести дают куда меньше, чем предметы, нацеленные, казалось бы, прежде всего только на ум. Но мы ведь говорим о должном, а не о сущем. А то, что сущее порой компрометирует необходимость преподавания литературы в школе, бесспорно. И в этом тоже один из симптомов разрушения преподавания литературы.

Обратите внимание на то, что все это происходит под все усиливающиеся фанфары, зовущие к патриотическому воспитанию вообще и на уроках литературы в особенности. Но всегда ли мы понимаем, что же такое патриотическое воспитание на уроках литературы?

В апреле 2009 года в Думе проходили слушания о патриотической составляющей в стандартах по литературе и истории. О стандартах сейчас говорить не буду. Но вот в чем дело: а в чем же она, эта самая патриотическая составляющая стандартов по литературе?

Ну «Бородино» – это понятно. А как быть с «Выхожу один я на дорогу…»? Или тем более со стихотворением «Валерик»? Ну «На поле Куликовом» – это опять же ясно. А что делать в этом случае с «Незнакомкой»?

А с «Мертвыми душами», «Историей одного города»? Тут ведь проблема. Вот в изданном в 2008 году «Просвещением» новом учебнике «Обществознание. Глобальный мир в ХХI веке» на стр.75 сказано точно и однозначно: «Патриотизм – чувство гордости за свою нацию и стремление ее возвеличить». Возвеличить. То ли дело в словаре Даля: патриот – любитель отечества, ревнитель о благе его. Но тут хоть сам Гоголь нам в помощь. В конце поэмы он отвечает на обвинения «со стороны некоторых горячих патриотов, до времени покойно занимающихся какой-нибудь философией или приращением на счет сумм нежно любимого им отечества, думающих не о том, чтобы не делать дурного, а о том только, что они делают дурно».

А тут к нам в школьную библиотеку прислали книгу о патриотическом воспитании на уроках литературы, построенную по той же методике насчет патриотической составляющей: в ней из хлеба русской литературы выковыриваются «патриотические» изюмины.

Но в русской классической литературе нет патриотической составляющей. Ибо если признать, что она есть, то придется сказать, что существует и непатриотическая составляющая. Да нет, вся она есть составляющая русского, российского патриотизма.

Однажды, выступая с чтением стихов, Александр Блок получил записку: «Прочтите стихи о Родине». Он даже растерялся: «Они все о Родине».

Во время войны Анна Ахматова написала стихотворение «Мужество», в «патриотической составляющей» которого не усомнится никто:

И мы сохраним тебя,

русская речь,

Великое русское слово.

Свободным и чистым

тебя пронесем.

И внукам дадим, и от плена

спасем

Навеки!

Вот в этом и состоит патриотическое воспитание на уроках литературы: донести до школьников великое русское слово, русскую литературу так, чтобы отозвалась она не в школьном журнале, не в тестах, не в списанных сочинениях, а в душах, умах, сердцах. И чтобы прежде всего были прочитаны эти великие книги, а не тоненькие книжицы из серии «За 30 минут» – «Герой нашего времени» за 30 минут», «Преступление и наказание» за 30 минут», «Война и мир» за 30 минут», «Тихий Дон» за 30 минут» – и других подобных серий. И чтобы говорили они и писали на настоящем живом русском языке, а не на казенном канцелярите, как назвал его Корней Чуковский. Вот вам и вся «патриотическая составляющая» преподавания литературы.

Главное не в том, чтобы побольше прочесть на уроках стихотворений о Родине и родной природе, а в том, чтобы у окончивших школу осталось (быть может, просто появилось) желание читать стихи. От чего мы сегодня очень далеки.

И тут я не могу не обратиться к еще одной болезненной теме. Вот уже более двух лет в Москве по-тихому, ничего не объясняя и даже не объявляя публично, что само по себе непристойно, в ДВА РАЗА увеличили зарплату учителям иностранного языка. Тогда ко мне подошла учительница одного из предметов и сказала: «Ну ладно я, а вас-то, русаков, как унизили». При этом все в школе знают, что именно учителя русского языка и литературы оказались в самом трудном положении: на них вся ответственность за итоги ЕГЭ по русскому языку, единственного предмета, который требуют во ВСЕХ вузах. На них идущий к ЕГЭ экзамен в 9-м классе. И постоянные общегородские мониторинги. А тут еще обсуждается вопрос о введении в конце десятого класса шестичасового сочинения по литературе, что, в этом убежден, кончится очень плохо. А иностранный язык сдают только желающие. При этом, если они экзамен проваливают, все равно аттестат получат. К тому же учитель русского языка работает с классом, а учителя иностранного – с группой.

Так под барабанный бой о патриотическом воспитании на уроках русского языка и литературы сами учителя словесности перенесены во второй сорт. У нас ведь рынок: кто нужнее, кто главнее, тот и получает больше.

Вот куда привела меня книга Розанова, его размышления о русской национальной школе.

С тех пор, когда Розанов писал эти статьи, прошло сто лет. И каких сто лет!

Менялись учебники и программы, менялись ученики, их родители, директора, учителя, министры, форма одежды, время на урок (Розанов ратовал за сохранение урока в один час пятнадцать минут…), менялись общество, государственный строй, партии, экономические формации. Но оставались фундаментальные, краеугольные проблемы школы: чему учить, как учить и каким должен быть тот, кто учит.

Продолжение в следующих номерах