Печальный жемчуг со дна морей

Новая поэтическая книга Стефании Даниловой, автора известных сборников «Неудержимолость» и «Веснадцать», посвящена проблемам взаимоотношений с отцом и психологическому взрослению. Название ее рождает три поверхностные ассоциации: с женской «недолей» (то есть стародевичеством), песней Высоцкого и модной ныне темой психотравмы ребенка, подвергшегося гиперопеке вместо любви. Есть пересечение и с ахматовской «невстречей»: образ нелюбимой открыт именно ею. Учитывая время появления сборника, популярному поэту можно приписать гражданское равнодушие: мол, кто о стране, а кто о себе, любимом, как и всегда.

Касающаяся личных тем поэзия неизменно будет обвиняться в узости, «женском отношении к жизни», даже демонстративном игнорировании реальности (пусть автор ничего такого не имел в виду). В критические моменты истории претензии будут особенно остры, и читатели, возможно, быстро забудут и труды Стефании по сбору «коронавирусной» антологии, и организацию ею фестиваля в поддержку детей с особенностями. Общественное мнение порой несправедливо и почти всегда имеет короткую память – есть только сегодня, и надо смириться с этим.

Данилова на редкость плодовитый и полемический автор «для проблемной молодежи». Не хочется проводить параллели с неоднозначным восприятием творчества Евгения Евтушенко в далеком прошлом по этой же причине, но они есть. Каждая последующая книга уже традиционно вызывает не вопрос: «Что же там?», а любопытствование: «Что же там нового?» Наверное, все дело в аудитории. До определенного возраста или момента темы детского внутреннего одиночества, непонятости родителями, страшного дворового мира, подросткового запоздалого бунта, невзаимности к человеку постарше и последствий негармоничной семьи уже во взрослой жизни волнуют и накладываются на личный опыт. Но потом что-то перещелкивает, и перед нами уже токсичный зритель: подумаешь, развод, пьяницы во дворе, у нас тоже деда избили хулиганы, и что? Такая буквализированная реакция на художественные произведения говорит об одном – Стефания задевает за живое в любом случае и почти всех, но кто-то совпадает с ней, а у кого-то взрыв негативного внимания к «несерьезным проблемам».

Скажи ему, что сонный Петербург
оберегает ночь моих бессонниц.
Что ни один изысканный хирург
не извлечет из сердца цокот конниц

по всем назад ушедшим за тобой
туда, где aut bene aut nihil.
Скажи ему. Скажи. А лучше спой
трагическою аудиокнигой.

«Отцу»

Публицистичность не только апелляция к социально-гражданским чувствам, но и такой прием, когда личная проблема переносится на огромную площадь всеобщего обозрения. Это многократное увеличение гвоздя в сапоге, усиление эмоции – скорее психологическая техника, чем метод общения с читателем, однако она работает. Инфантил есть в каждом, но в некоторых гипертрофирован, каждый травмирован отцом или его отсутствием, у всякого был асоциальный знакомый или низконравственная подруга, но не все делают из этого трагедию. Есть врачебное мнение: если обострить психологическую проблему, она перегорит и покинет человека. Впечатление, что Стефания идет именно этим путем, подсвечивая в себе и в читателе даже им самим не замеченные болевые точки и добиваясь психотерапевтического результата. Наверное, в классическом понимании поэзия должна «работать» не так, впрочем, разве поэзия что-то должна?

Образ вечного подростка скрывает собственную противоположность – консервативную мораль. Мы смущены, получая уроки от Стефании: отцы, любите детей; матери, не будьте токсичными; деньги и премии не заменят человеческого тепла; обезличивание – настоящее зло; перфекционизм, феминизм, карьеризм – следствие разбитой личной жизни; присмотритесь к успешному ближнему, возможно, у него беда. Еще немного, и нам скажут сакраментальное «любите друг друга». Читатели делятся на тех, кто симпатизирует «близкой каждому» поэзии, и на поклонников исключительности, парадоксальности творческого мира. Тексты Стефании ближе к стандартному набору проблем молодости, пусть и в очень высокопрофессиональном оформлении. Но от этого стихи не теряют силы воздействия, напротив, приводят к мысли, что каждый не только индивидуален, но в чем-то точно такой же, как ты сам.

Я стою за витриной. Руки мои – фарфор.
Я пою и танцую криво с недавних пор,
уронили недавно на пол. Но нравлюсь всем
без разбору: и в девятнадцать, и в тридцать семь.

Я стою за витриной. Ноги мои – хрусталь.
Не носил эти туфли, в снега мои не врастал,
так чего говоришь, что в шкуре бывал моей?
Эта шкура – печальный жемчуг со дна морей.

«Кукла»

Особенность лирики Стефании в предельной откровенности, способности показать всем «неправильные» чувства и переживания, которые принято скрывать или не испытывать в нашей культуре. Например, захлестывающая любовь-ненависть к ушедшему отцу, которому героиня готова все простить за каплю внимания, не имея гордости. Или яростное обличение токсичного материнства без показного уважения к той, что дает жизнь. Отчаяние от безуспешных попыток завоевать мужское внимание и показ внутренних причин маргинального образа жизни. Поэтизация неуспешного идет еще от ахматовской традиции, однако сейчас культ реализованности, такая публичная исповедальность – рискованный шаг. Цель поэта не создать клуб анонимных неудачников, а увидеть сильные стороны и человеческую важность даже в тех, в ком они неочевидны, не обесценивать кажущееся бессмысленным, например любовь героини к отвергшему ее отцу или попытки перевоспитать пьющего близкого человека.

Стефания Данилова. Недолю… – Издательство Т8. – Серия «Пальмира-поэзия». – 2022. – 162 с.