Павел ГРУДИНИН: Наша земляника так же славится, как астраханский арбуз

В Подмосковье начинается земляничный сезон. А многие знают, что лучшая земляника – из совхоза имени Ленина. Его директор Павел Грудинин считает, что советское название не только не мешает, но и помогает предприятию занимать лидирующие позиции на агрорынке.С некоторых пор Грудинин сделался завсегдатаем телепрограммы «Культурная революция». Его присутствие в благородном собрании артистов, ученых, художников, писателей не то чтобы режет глаз, но запоминается. Что там ни говорите, директор совхоза как участник интеллектуального шоу – фигура экзотическая. Сперва Грудинина приглашали на «роль второго плана» – задавать вопросы двум главным героям. А потом он и сам удостоился кресла на подиуме. Скрестив копья с режиссером Марком Розовским, Грудинин доказывал неочевидную, как выяснилось, вещь – что «наше пьянство – часть культуры». Сам он, кстати, непьющий. Для директора совхоза, которому каждый день надо с кем-то «решать вопросы», это почти профнепригодность.

– Как вы стали участником «Культурной революции»?- Я человек, вечно недовольный чем-нибудь. И вот одна моя знакомая, послушав, как я рассказываю про сельское хозяйство, порекомендовала меня «Эху Москвы», и я стал гостем передачи «Какого черта». А эту передачу, оказывается, слушала одна из продюсеров «Культурной революции». Она мне позвонила и сказала: «Не хотите прийти к нам на передачу? У нас там такая система: двое дискутируют на какую-то тему, а вокруг – разные люди, которые свое мнение высказывают и вопросы задают». Я пришел и поучаствовал.- О чем шел разговор?- Уже не помню. Я был там два или три раза. Видно, авторам программы понравилось, как я выступаю, и они решили меня в кресло посадить рядом с Марком Розовским. Но сам себе я в этой программе не понравился.- Почему?- Розовскому и тем, кто его поддерживал, я, к сожалению, не сумел втолковать, что наше пьянство – часть культуры.- Вы искренне так думаете или таково было условное распределение ролей – вы: «Наше пьянство – часть культуры», Розовский: «Нет, наше пьянство – часть бескультурья»?- Я действительно так думаю. Но я не говорил, что пьянство – это хорошо. Я говорил, что это просто часть нашей культуры. Такая же, как воровство. Или самопожертвование. А в ответ: «Нет, пьянство – это плохо». В общем, получилось, что спорили мы о разных вещах. Я не оправдывал пьянство, но пытался объяснить, почему наш народ много пьет.- Тому есть миллион объяснений – исторических, социальных, экономических, генетических… А вы сообразно предмету дискуссии предпочли что-то типа «душа просит»?- Наоборот, я попытался дать вполне рациональное объяснение. Ну смотрите, виноград у нас только на юге, хмель выращивать – тоже большая проблема. Кроме того, в сорокаградусный мороз вином не согреешься. Поэтому народ испокон пил водку, а не вино или пиво. Вообще все началось с крестьян. Россия же аграрная держава. Но погодные условия таковы, что нужно быстро посеять и быстро убрать. И вот сидели и ждали погоды. Чем скрасить ожидание? Водкой, чем же еще. А как только солнышко выглянуло – все бегом в поле. Потом опять дождь пошел – все сели и вновь давай квасить. Европейцы, японцы – они могут себе позволить спокойный, размеренный труд. Потому что у них нет таких погодных перепадов и если сегодня что-то не успел – завтра доделаешь. А у нас полевые работы – это всегда аврал. Так и работаем – от аврала до аврала. А что делать зимой? На улицу выйдешь, глядь – собрался народ. Что делает? Выпивает. Потому что занять себя нечем.- Вы там сказали, что сами не пьете. Это в большом полемическом запале было сказано?- Да нет, это правда. Я иногда выпиваю полбокала сухого вина, и все. Знаете, в чем разница между пьяницей и директором совхоза? Пьяница поутру думает, как бы выпить, а директор совхоза – как бы НЕ выпить. А к вечеру оба в одинаковом состоянии, то есть лыка не вяжут. Мне повезло, я не в советское время начал работать, поэтому сия чаша меня миновала.- Вы кризис ощущаете?- Мы его не заметили. Потому что в «тучные годы» заложили основу дальнейшего развития, перешли на новые технологии и существенно сократили количество работников. Мы купили английский комбайн, голландские сеялки, немецкие машины для укладки соломы и меньшим числом людей стали производить больше продукции. Кроме того, мы занимались деятельностью, не связанной с сельским хозяйством. Построили жилые дома, часть квартир продали, часть отдали своим специалистам, почти каждый у нас улучшил свои жилищные условия. На момент кризиса нам были должны все, а мы – никому. Вообще Россия – очень интересная страна. Во всем мире, особенно в развитых странах, в период кризиса цена на продовольствие стала падать, а у нас расти.- Вы это как объясняете?- Европейские магазины покупают продукцию у фермера, и при этом их интересует оборот. Купил дешевле – значит и продашь дешевле, но выиграешь на обороте. А у нас магазины заинтересованы только в конечной прибыли, а не в обороте. В Америке на оптовых рынках запрещено покупать безналичным расчетом, только наличным. Но если все оптовые покупатели, в том числе и супермаркеты, покупают только за наличные, то им нужно быстро обернуть товар, чтобы выручить наличные и на них купить свежий товар. А у нас получается так: ты можешь взять на 60 дней в реализацию картошку, получить под нее банковский кредит, через 60 дней проплатить, но заложить проценты кредита в цену этой картошки. Сетевой продавец не заинтересован в обороте, ему важно одно – чтобы продукция стоила дорого, ведь ее все равно купят. Поэтому фермерам трудно пробиться на рынок.- В некоторых регионах часть мест (кое-где до половины) на продовольственных рынках стали отдавать российским фермерам. Это улучшило их положение?- Это полная глупость. Фермеру некогда стоять на рынке. Он не успевает вырастить свинью, забить, привезти и дорого продать. Чтобы дорого продать, надо долго стоять на рынке. А вот на Западе существует система воскресных рынков. В любом европейском городе есть место, куда по выходным приезжает фермер, продает свой товар, и все об этом знают. И пусть этот товар стоит так же, как в супермаркете, зато у фермера все свежее и он не будет ломить цену. У нас же другая система. Мы когда-то строили огромные рынки, называли их колхозными, хотя колхозников там отродясь не было. Нет там сегодня и фермеров. Получается так: азербайджанцы нанимают славянских женщин, и те торгуют турецкой земляникой.- Почему подмосковное хозяйство – самый крупный в стране производитель земляники, даже более того – монополист? Почему тут лидируют не южные регионы – к примеру, Краснодарский край?- Земляника собирается вручную. Никто не придумал, как механизировать ее сбор, потому что ягоды созревают не одновременно. Вот сейчас начинается земляничный сезон. Чтобы собрать за день 10 тонн земляники, требуется 250 человек – один работник справляется в среднем с 30-40 килограммами. Если надо собрать 20 тонн, требуются соответственно 500 человек. Поэтому земляничные хозяйства должны располагаться вблизи мегаполисов, где имеются трудовые ресурсы. А в Краснодарском крае рабочей силы отнюдь не избыток.- Земляничный монополизм вашего предприятия только этим и объясняется?- Не только этим. Земляника – очень сложная агротехническая культура. Надо постоянно обновлять посадочный материал. Зерно в сравнении с земляникой – это простая арифметика рядом с логарифмами. Нужны особые условия и особые специалисты, чей опыт приобретается годами. А главное – нужен большой рынок сбыта. Наши сорта не приспособлены к длительному хранению. Ягоду надо продать за день, иначе она пропадет. Когда мы в Голландии закупаем посадочный материал, нас спрашивают: «Вам какой сорт – для супермаркетов или для еды?» Ягоды для супермаркетов лежат до пяти дней. Есть сорт «Викода», красивый, мясистый, но его укусишь – и чувствуешь, что жуешь вату. Мякоть густая, безвкусная, хочется выплюнуть и запить. А у нас в России традиционно практиковались сорта, которые хранятся лишь сутки. Из Краснодара сколько часов до Москвы ехать? И чтобы ягода не потеряла товарный вид, ее надо сначала охладить и перевозить в машинах, оборудованных холодильными установками. И перевозить туда, где у покупателей есть деньги, а это Москва и другие мегаполисы. Значит, надо иметь холодильники, которые будут работать всего месяц в году. Кто на это пойдет? Вот поэтому земляничное производство в России находится в упадке. Это стало заметно, когда появился свободный рынок и к нам пошла польская и турецкая ягода.- Но от Польши и Турции до Москвы никак не ближе, чем от Краснодара.- У них есть рефрижераторы, есть система обработки, система охлаждения, они изначально были ориентированы на экспорт. Когда Польша вошла в ЕС, ей сказали: в Европу возить не надо, в Германии – своя земляника, в Испании – своя, повернитесь на Восток, там денег много, а есть нечего. И вот приезжаешь на Покровский или Хлебниковский оптовые рынки и видишь: стоят машины, и в каждой по десять тонн земляники, которая может лежать пять дней и больше. Азербайджанцы, которые традиционно торгуют овощами, нашу землянику в большом количестве не берут на продажу – она скоро потечет. А турецкая ягода – красавица. Мы вот только сейчас этикеточку поменяем, напишем, что это из совхоза Ленина, и турецкая земляника у нас уйдет за два дня по той же цене. А ты со своим киселем езжай в другое место. Поэтому я говорю: земляника – это лоточная торговля. Наша палатка возле метро «Домодедовская» продает две тонны в день. Состоятельные люди едут мимо, покупают лоток ягоды по 150 рублей за килограмм, а в Москве, там, где люди ходят пешком, земляника идет по 130. Теперь понятно, почему в других регионах выращивать эту ягоду не очень-то выгодно и почему мы, по сути, монополисты? Наша земляника так же славится, как астраханский арбуз или луховицкий огурец.- Ваше хозяйство всего в нескольких километрах от МКАД. Здесь выгодней строить торговые центры, нежели фрукты-ягоды выращивать. У вас не было соблазна продать земли совхоза под коммерческую застройку?- А вы думаете, откуда у нас появились деньги? Земли, расположенные в 200-метровой зоне от кольцевой дороги, непригодны для сельскохозяйственного производства. Мы их продали, а вырученные средства вложили в развитие нашего предприятия. В итоге с немалой выгодой для себя избавились от всех земельных участков вдоль кольцевой дороги, на которых нельзя производить сельхозпродукцию.- Попытки рейдерского захвата совхозных земель пришлось пережить?- А куда же без этого. Лет восемь назад в Подмосковье начался строительный бум, и было всеобщее поветрие – коммерсанты скупали акции сельскохозяйственных предприятий. Пришли и к нам. Кончилось тем, что мы сами скупили эти акции у наших акционеров.- Почему они продали их именно совхозу?- Потому что нам больше веры. Скупку осуществляли менеджеры нашего хозяйства.- Я правильно понимаю: вы просто консолидировали акции?- Именно так. И тем самым у кого-то отбили к нам интерес. Какой смысл скупать акции у отдельных акционеров, если консолидированный пакет величиной в 80 процентов находится у группы лиц, которые никогда и ни при каких обстоятельствах его не продадут. Была и вторая атака, уже другого свойства. Мы по просьбе тогдашнего главы районной администрации продали участок земли Сергею Зуеву – владельцу «Трех китов». И он, заплатив примерно процентов 30 от общей стоимости, вдруг решил, что остальное мы должны ему отдать бесплатно. А когда он не получил желаемого, попытался возбудить против нас несколько уголовных дел, в том числе и по неуплате налогов. У него были достаточно хорошие знакомства в налоговой полиции, и вообще он был крутой… Сейчас отбывает срок за контрабанду мебели. Был и третий наезд, и тоже с помощью заказного уголовного дела.- Вы депутат Московской областной Думы, ваш совхоз знаменит на всю Россию… Это не страхует ни от каких передряг?- Абсолютно. Скорее даже наоборот.- У вас есть заветное желание?- Есть.- Какое?- Чтобы нас оставили в покое. Знаете, есть такой анекдот. В девяносто восьмом году, после дефолта, спрашивают: какой выход из кризиса? Ответ: Шереметьево-2. Через десять лет разразился мировой финансовый кризис. А из него какой выход? Ответ: Байконур. Нет, мы, конечно, никуда отсюда не уедем. Но хочется жить спокойно и не думать, что завтра войдет человек в погонах и скажет: «Слушайте, что-то мне кажется, ваше молоко содержит вредные для здоровья вещества. Поэтому предъявите коммерческую документацию, а потом мы вас посадим, для начала – на 30 суток». Поэтому единственное заветное желание – чтобы нас оставили в покое и дали спокойно работать.