На чтение: ≈ 14 мин.Недавно в Московском доме национальностей закончился цикл семинаров, посвященных проблеме толерантности. Послушав выступления его участников и посмотрев на семинарские занятия, я поняла, что мне необходимо высказаться на эту тему, поэтому я и согласилась выступить на Рождественских чтениях на секции «Содержание образования: ценности и смыслы», которая проходила в Московском гуманитарном педагогическом институте.
Меня волнует прежде всего то, как нам, практическим педагогам, все-таки уберечь наших ребят от неких двойных стандартов, от некоего цинизма, повлиять на изменение их мировоззрения и формирование духовности. Конечно, я не открываю никакой Америки, когда говорю, что любое образовательное учреждение, будь то школа или вуз, решает комплексные задачи – образовательные, воспитательные и развивающие. Блок дисциплин нашей кафедры социально-гуманитарных дисциплин, как никакой другой, призван решать все эти задачи в процессе преподавания.
В годы советской власти, скажем, в рамках преподавания истории, философии, права через некие идеологические изменения содержания решались задачи так называемого коммунистического воспитания в духе верности Ленину и партии, любви к Родине. Когда в период слома старой государственной машины все это было разрушено, получилось так, что взамен ничего не было создано. Сегодня в нашем обществе нет некоей объединяющей идеи, которая могла бы придать обществу силы и импульс к его продвижению вперед, а также повлиять на формирование мировоззрения и адекватных жизненных ориентиров у нашей молодежи.В этой связи, конечно, представляется актуальным использование воспитательного потенциала исторической науки, потому что, на мой взгляд, история во многом призвана в процессе изучения и анализа исторического материала дать возможность студентам – будущим педагогам – сформировать свое представление о нравственности, о морали, свое отношение к настоящему, прошлому и будущему своей Родины. Есть такое понятие, которое, вероятно, мы не можем конкретно для себя сформулировать, это любовь к Родине. Любовь к Родине может возникнуть в том числе и в процессе изучения материала, мы ведь должны в конце концов понять, что же мы, собственно, любим, что мы вкладываем в это понятие. Что касается толерантности, то на сегодняшний день мы этот термин используем к месту и не к месту. На самом же деле если уж говорить о том, что мы все-таки находимся в России, то имеет смысл говорить все же о терпении, о терпимости, об адекватном отношении к людям другой национальности, другой веры.
Давая какие-то глубокие знания в рамках нашего государственного стандарта, нужно не просто требовать усвоения этих знаний, а творчески перерабатывать их, чтобы научиться формировать свое отношение к прошлому Родины, может быть, через дискуссии, может быть, через какие-то публичные выступления. В этом смысле мы используем наши семинарские занятия и другие формы работы со студентами.
Мы много говорим о демократии, о свободе выбора, но и то и другое может проявляться только тогда, когда есть определенное интеллектуальное насыщение. Человек может быть свободен, он может самоопределяться в достаточной мере только тогда, когда у него есть что-то за душой, когда у него есть что-то в голове. Здесь мы призваны решать эти задачи, потому что сегодня ситуация складывается так, что родители наших подопечных заняты несколько другими делами, но их можно понять.
Очень важно донести до сознания наших студентов – будущих учителей, что патриотизм заключается не в разучивании гимна (хотя это тоже очень важно), а, например, в любви к родному городу, к родителям, в уважении к ним. Это тоже важное проявление патриотизма, это нормальные здоровые чувства. Национальная религиозная терпимость – это не то, что нам пытаются внушить, будто мы должны себя придавить и дать возможность другим высказаться, а все-таки некая исторически (я бы даже сказала, генетически) сложившаяся черта русского народа. Всегда русский народ был достаточно толерантен как национально, так и религиозно и социально. Я пытаюсь придерживаться того, что нужно каким-то образом защитить наших студентов от того, что им постоянно внушают: человек человеку – волк. Если эту мысль внушать, то это неизбежно так и получится, человек так и будет себя вести.
Очень важно, чтобы наши ученики не покупались на некие так называемые модные явления, в то же время на идеологически модные явления. Мы от них, к сожалению, уйти не можем, так как это сделать очень сложно при том информационном прессе, который мы сейчас имеем. Но можно хотя бы попытаться это как-то нивелировать. В этом я вижу свою задачу, которую решаю в рамках преподавания истории.
Наша кафедра предлагает студентам целый спектр элективных курсов. Например, «Православные святыни Москвы», «Основы православной художественной культуры», «Толерантное пространство образовательных учреждений». Но нужна ли нам свобода выбора?
Дело в том, что у нас в городе есть довольно большая исламская конфессия. Но никто не предупреждает о том, что в национальных школах ведется изучение Корана. Они так считают нужным делать, и это при том, что титульная нация у нас все-таки русская, и, наверное, мы тоже могли бы дискутировать на эту тему, как это происходит по поводу введения «Основ православной культуры». Я не говорю о том, что это надо делать, я говорю о том, что если в рамках конкретного социального пространства считают нужным это сделать, то, видимо, это делать нужно.
Мы можем достаточно эмоционально высказываться о том, сколько у нас в Москве национальностей или какие конфессии у нас развиваются, или какие храмы построены и так далее, но вот президент ставит задачу, и нам необходимо решать демографическую проблему. Русские люди недостаточно хорошо ее решают, свято место пусто не бывает, и эту проблему успешно решают другие народы России. Мы критикуем эту ситуацию, но давайте-ка возьмем все в свои руки и будем решать эту проблему, так сказать, естественным путем, не говоря о том, толерантно это или не толерантно, нужно это нам или не нужно. Самое простое сказать, что все это плохо, но лучше сказать, что ты сделал, чтобы это было хорошо.
Наш русский менталитет таков, что нормальная социальная и религиозная терпимость народа, как показывает его история, – неотъемлемая часть мировоззрения русского человека. На протяжении многих веков основной группой русского населения были крестьяне. Практически до отмены крепостного права порядка 90% населения страны были крестьянами. Кто такой крестьянин? Человек, главная жизненная ценность которого – земля, труд на земле. Имея свой надел, крестьянин чувствовал себя защищенным, потому что мог прокормить свою семью. Кроме того, его труд был тяжелейшим, каждодневным. Особенности российского климата создавали человеку именно такой формат труда, и демографическая проблема в то время отсутствовала не потому, что тогда было недостаточно хорошее медицинское обслуживание, а потому, что количество детей было количеством работников прежде всего. Это по поводу мифологем, какой ленивый русский человек. Да не было такого никогда, трудились крестьянские семьи с утра до ночи. Откуда взялся термин «кулак»? Не так давно я узнала, что он обозначал не мироеда, как нам объясняли в советское время, а человека, который после непосильного труда приходил вечером домой и засыпал на своем кулаке. Этих людей в России уважали, никакими мироедами никто и никогда не называл. Не было такого понятия. Это все веяния уже советской власти.
То, что принято считать социальной пассивностью русского человека (дескать, ему все равно), объяснялось отсутствием свободного времени на все эти размышления о судьбах Родины. Русский человек веровал в Бога, он считал, что все дано от Бога, не очень напирал на то, что если человек богатый, то он плохой. Не было такого, по крайней мере в своей массе люди так не думали. Бунт и подстрекательство – ситуативны, если мы пройдемся по нашей истории, то не увидим этого в тотальном плане. В советское время восстание Емельяна Пугачева относили к проявлениям классовой борьбы, но какая там классовая борьба – просто стечение обстоятельств. Гораздо более красноречивым примером в этом смысле может служить то, что после отмены крепостного права или во время проведения реформы Столыпина крестьяне не уходили из общин, от своих хозяев. Им важней была стабильность и то, что они находятся на земле. Может быть, поэтому и мы по истечении какого-то возраста тоже притягиваемся к земле.
Придя к власти, большевики предприняли колоссальные усилия для того, чтобы разрушить деревню, оторвать крестьянина от земли. Меня, скажем, еще в школьные годы приводил в смятение образ Кондрата Майданникова в «Поднятой целине», его душевные метания. Крестьянин, простой человек уж так страдал, что говорить после этого о пользе происходящего тогда, как мне кажется, нельзя. Равнодушие, пассивность, полная зависимость – это все издержки того, что человека оторвали от земли. Это моя личная позиция, хотя кто-то может со мной и не согласиться.
Ребят нужно вернуть в лоно родной истории, возродить то, что есть. Опыт в любом случае хорош, когда мы можем посмотреть, что вокруг нас происходит, никогда не нужно замыкаться. Есть свое, исконное, то, что имеет абсолютно положительную динамику, за это, видимо, нужно бороться, к этому, видимо, нужно стремиться.
Сколько бы мы студенту – взрослому ребенку – ни говорили хороших слов, если мы сами, будучи родителями и преподавателями, позволяем себе что-то, что идет мимо наших слов, мы никогда не добьемся никакого эффекта в образовании и воспитании. У нас, преподавателей, огромный объем информации, мы все это пытаемся донести до студентов, и тут нужно быть предельно корректными и отмечать-замечать, что мы, собственно, говорим. На преподавателей педагогического вуза ложится еще дополнительная обязанность, потому что нам, к сожалению, студенты-первокурсники приходят с очень невысоким уровнем сформированности исторических знаний, поэтому у нас появляется двойная задача. С одной стороны, пробудить у студента познавательный интерес нужно, чтобы он к чему-то стремился, читал книги. С другой стороны, на базе тех знаний, которые мы им даем, сформировать какие-то основы мировосприятия и то, что сегодня принято называть толерантностью.
Выбор читателей
Комментарии