Памятник болтливой профессии. Когда молчание ценнее текстов

В 1930 году в Ленинграде вышел сборник, в котором видные писатели того времени – Зощенко, Шкловский, Горький, Замятин, Пильняк и многие другие – рассказали о своем творчестве и методах литературной работы. В наши дни петербургские писатели Павел Крусанов и Александр Етоев вспомнили эту идею и, вдохновившись успехом разных сборников и антологий («Литературная матрица», «Большая книга победителей» и мн. др.), решили реанимировать формат.

И получилось (забегая вперед, проворчим: не могло не получиться). Притом что мы по разным причинам не увидим здесь очень интересных авторов (Елизарова, Терехова или, допустим, Шишкина), сборник вышел очень представительным: тридцать шесть писателей, каждый из которых известен, узнаваем, а треть и вовсе живые классики. Аствацатуров и Веллер, Авченко и Водолазкин, Прилепин и Юзефович, Макс Фрай и Улицкая, Носов и Басинский, Гиголашвили и Шаргунов рассказывают о своих отношениях с музой… Хорошо ведь?Если бы все было хорошо, то и пера для рецензии очинять не стоило. Но, видя на обложке вопрос «как?», я не встретил честного ответа на вопрос «для кого?». Для кого эта книга? Дочитав ее, понимаешь, что писатели создали ее не для читателей и даже не для филологов (последних, по ироническому замечанию составителей, антология лишит «возможности приврать или приписать задним числом тому или другому автору несвойственные ему побудительные мотивы»). Они написали ее для самих себя.Писатели – они такие: больше всего любят поговорить про себя. Больше, чем сочинять, любят рассуждать о сочиненном. Возводить себе пусть маленький, но нерукотворный памятник. Писать стихи о стихах. Начинают, допустим, с описания черного февраля, а заканчивают тем, как «слагаются стихи навзрыд». В нашем случае от вопроса «Как вы пишете?» неизбежно сворачивают на вопрос «Зачем вы пишете?». И тут уж ударяются во все тяжкие: припоминают забавные или таинственные моменты из личной жизни, первые литературные опыты (такие стыдливые! Тут и читателю становится неловко), злые проделки не печатавшей советской власти и в конце концов сталкиваются лоб в лоб с чистой метафизикой, как, скажем, Михаил Веллер: «А вот почему писатель пишет – это равносильно вопросу о причинах и смысле существования искусства». Передозировка пафоса в таких сборниках неизбежна. Правда, тот же Веллер вспоминает гениальный в своей простоте ответ Фланнери О’Коннор, которая «ответила на этот сакральный вопрос – «Почему вы пишете?» – проще всех: «Потому что у меня это хорошо получается».Один этот к месту процитированный ответ стоит многих и многих слов сборника. Ах, где вы, мастера крат­кос­ти? Хемингуэй ворочается в гробу… Впрочем, и он знал толк в пиаре.В нем нет ничего дурного, как и в самом формате «писатели для писателей». Антологию портит контекст: увы, мы живем в болтливые времена соцсетей. Смешав писателей и читателей в одну ленту и превратив вторых в первых, Фейсбук меняет вечность на момент, Болдино – на творческую кухню со стеклянными стенами. Беда в том, что многим писателям только того и надо. В результате мы и без крусановской антологии знаем о современных литераторах массу лишних подробностей, мы свидетели даже не черновиков – осколков мыслей. Скольких романов, повестей, рассказов мы недосчитались в последние годы только потому, что очередной автор отвлекся на фейсбучную полемику? Облайканные вниманием, писатели забалтываются, и не всегда поневоле.Забалтываются они и в этой книге. Вот Василий Авченко договаривается до мысли: «Нужен какой-то Россловнадзор, речевая ЧК по контролю за эмиссией слов и борьбе с фальшивками. Может, каждому человеку следует отпускать на жизнь некий лимит слов? Выдавать слова по талонам, чтобы их ценили выше?» Искренне, остроумно, но на слух бывшей самой читающей страны с ее Главлитом звучит зловеще. «Речь, особенно публичная, упрощает и оглупляет мысль. Молчание – способ разведки и добычи глубоких, еще не разработанных литературными шахтерами пластов мысли», – качает головой Авченко. И продолжает говорить, говорить… «Всегда как-то неловко рассказывать о том, как я работаю, откуда беру сюжеты», – пожимает плечами Роман Сенчин. Но продолжает говорить, говорить… «Признаюсь: как литератор я не семи пядей во лбу», – скромничает Илья Бояшов. И… да, его эссе тоже есть в книге.«Что вы читаете, мой принц?» – «Слова, слова, слова».Идеальный современный автор – автор-призрак, публикующийся под псевдонимом, глубоко законспирированный, без аккаунта в Фейсбуке. Может, он сидит в джунглях Амазонки, может, в соседней квартире, может, он пять небесталанных литературных негров. Как бы то ни было, за него говорит книга, а не автобиография. Интернет и без того, по недавнему выражению Александра Гениса, «разбазаривает книгу». В том числе мешая писателям сесть за письменный стол!Поэтому ценнее всего в этой книге тексты Шишкина, Терехова, Елизарова. То есть ненаписанные.Ценнее их молчание.Как мы пишем: Писатели о литературе, о времени, о себе: очерки / Сост. А.Етоев, П.Крусанов. – СПб : Азбука, 2018.