Память, побеждающая страх Чеченские террористы держат на мушке учителей. Потому что школа – наиболее уязвимый объект для нанесения удара, рождающего нестабильность

Предполагалось, что вместе с очерком об Ольге Вениаминовне Климовой мы опубликуем ее портрет. Климова была замечательным педагогом, директором 10-й школы города Грозного… Портрета не будет. Ольгу Климову почти четыре месяца назад ночью расстреляли террористы. Расстреляли в родительском доме, вместе со стариками – отцом и мамой. Перед тем, как убить, зверски издевались над учительницей… Какие там фотографии – весь дом испоганили, разгромили, сожгли…
На снимке – остовы разрушенных, обугленных строений. Трагическое лицо чеченской войны. Дома-мертвецы. Они словно пытаются заслонить лицо человека, о котором я хочу рассказать. Окутать страхом саму память об Ольге Климовой.

Этот материал собирался по крупицам. Помогали бывшие грозненцы, живущие в Москве, в Смоленске, работники отдела по восстановлению системы образования Чеченской республики Минобразования, длинные поиски в Интернете. Иногда казалось, что вся информация – это общие слова. Может быть, обратиться к учителям самой 10-й школы? Подумал: попрошу трех-четырех коллег Климовой прийти в Министерство образования в Грозном, закажу телефонный разговор и поговорю. Ведь от 10-й школы до министерства, как мне рассказывали, не больше километра. Но эта простая затея оказалась утопией.
Сегодня террор в Чечне – сильнее мира. Это факт. И хотя около 40 школ Грозного (до войны их было 63) ведут занятия, они все время находятся под прицелом вооруженных бандитов. Уроки проводятся где придется: в наспех приспособленных помещениях, в полуразрушенных детских садах, в чудом уцелевших пяти-шести классах школьных зданий. Уроки кончаются не позднее трех часов. Нужно, чтобы засветло учителя и дети дошли до дома. Стемнеет, а на юге вечер приходит как-то разом, – на улицу ни шагу. Кто же решится пойти в министерство, когда на улице темень, да и на российских блок-постах замучают проверкой документов.
Четыре года назад бывший министр образования Чеченской республики засиделся на работе, вышел на темную улицу и… угодил в плен к бандитам. На целых полгода.
Террористы держат на мушке любого, кто поддерживает сегодняшнюю власть в Чечне, кто контактирует и помогает властям. А учитель – как раз тот человек, который своим трудом обеспечивает стабильность в обществе. Поэтому школа – наиболее уязвимый и наиболее удобный объект для нанесения удара, рождающего страх: через школу проходит множество интересов общества. Не случайно, что Дудаев и его последователи шаг за шагом разваливали школу, не оставляя от нее, что называется, камня на камне.
Работая в труднейших условиях все эти годы конфликта, войны, разрухи, страха и нестабильности, чеченские учителя рисковали и рискуют сегодня не только жизнью детей, но и своими жизнями…
Вспоминая о Климовой и рассказывая мне, казалось бы, совсем ничего не значащие эпизоды из своей грозненской жизни последних лет, русские и чеченские учителя-беженцы просили не упоминать в материале их фамилий. Страх и незащищенность от терроризма еще долго будут жить в их сердцах. И в наших тоже…

таропромысловский район Грозного. Я был здесь лет двадцать назад. Помню, писал о талантливой девчушке-художнице. Был в гостях у нее дома. Помню, дом и снаружи и внутри был белый-белый. По белому фасаду летели какие-то причудливые яркие птицы, рожденные воображением девочки.
Когда я спросил, как выглядел дом директора школы Климовой, мне рассказали, что дом был тоже белым, белым до голубизны. Может быть, это тот же дом, подумал я? Нет. У Ольги Вениаминовны не было детей. Может быть, к счастью… А может быть, Ольга Вениаминовна была учителем той самой девчушки? У кого теперь спросишь…
Ольга жила с отцом и матерью, людьми работящими и простыми. И сама была работящей. Когда отец строил дом, маленькая дочка была у отца подручной. Делала все, что было ей под силу. И очень любила учиться. Особенно любила заучивать английские слова. Даже, говорят, песенку какую-то сочинила по-английски. Окончила школу и выбрала своей профессией английский язык.
Но вот никто не вспомнил, где она училась, в каком институте. Архивы городского управления образования сгорели, сгорел и ее диплом.
Двадцать лет проработала Климова в своем Старопромысловском районе, в 10-й школе. Школа была рассчитана на 350 учеников. Это сначала было 350, а потом год от года желающих учиться в школе становилось все больше и больше: ширилась добрая слава и о школе, и о директоре. Да и район-то сам вырос – с каждым годом становилось все больше красивых частных домов. Но школа оставалась такой же маленькой, двухэтажной. Когда Ольгу назначили сначала завучем, а потом директором, в школе было 900 учеников. А перед самой войной – 1100! Хозяйство не из легких, прямо скажем.
Но директор держалась. Ее опорой были не только собранные ею учителя, но и родители.
Одна бабушка ученика вспомнила: “Ольга-то однажды собрала родителей мальчишек 10-го класса и сказала: “Хотите испробовать на смелость ваших мальчишек? Я договорилась с воинской частью, можно с парашютом прыгнуть. Может, кто-то из папаш захочет? Два воскресенья потренируемся и прыгнем. А?” “Я помню, – продолжала бабушка, – удивлялась: “А зачем все это?” “Мало ли что, может, и пригодится. Вообще это же интересно. Я тоже прыгну”. Ольге тогда было лет тридцать пять”.
Я спросил: “И прыгнула?” “Говорили, прыгнула. Внук, помню, смеялся: “Красная была, как рак вареный, от страха!..”
А еще рассказали, как в самые трудные дни войны, когда было невозможно понять, откуда и в кого летят снаряды, она еще затемно, ранним утром несколько раз пробиралась в школу, чтобы перенести из классов и кабинетов, в которых гулял ветер, в подвал еще уцелевшие наглядные пособия, стулья и табуреты. Она верила, что эта проклятая война когда-нибудь кончится и будет так же шумно и весело в ее родной школе.
Но однажды, в один из таких утренних приходов в школу она застала двух мародеров. Своих бывших выпускников. Они волокли письменный стол из учительской. Она сидела за ним, когда была еще завучем. Сердце ее екнуло от стыда и боли. А парни в ужасе убежали.
Она уговаривала русских учителей не уезжать из Грозного. Но понимала: здесь оставаться смертельно опасно. И уверен, не осуждала. Вот только сама уехать не могла. Куда двинешься с двумя больными стариками. Да, может, и ехать-то было некуда…
Все трудные годы войны она прожила в родном ей Грозном. На родине. И всегда оставалась директором школы. Ее и Дудаев не снял с должности: слишком большим уважением она пользовалась у родителей – и чеченцев, и русских.
И более восьми лет работала, как и ее коллеги, как и все учителя Чеченской республики, без зарплаты. Без единого рубля. Как выжила? Кто это теперь узнает. Только в ноябре прошлого года учителям стали выдавать зарплату. А через десять месяцев ее убили.
Я потратил массу времени на телефонные разговоры, собирая от учителей-беженцев пусть хоть самую малость, хоть какой-то штришок к портрету Климовой.

о в разговорах с беженцами, с чиновниками из Минобразования России обозначилась тема, которая вроде бы ничего не добавляет в моих поисках, но о которой я не могу умолчать.
Речь шла о горькой правде, постигшей сотни учителей-беженцев из Чечни, брошенных государством на произвол судьбы. Убегая из полыхающих городков и деревень, они оставили там все, весь свой нехитрый учительский скарб, разрушенные дома, могилы близких. Они убегали, даже не имея при себе порой паспорта – все потерялось в этом аду. Они уносили с собой скорбь и надежду на избавление от пережитого кошмара. Обосновавшись в лагерях для беженцев или в приютивших их семьях где-нибудь в Краснодарском или Ставропольском краях, Смоленске или Ульяновске, они ждут помощи. Ждут и не получают. Как жить дальше? Они обратились к властям с требованием выплатить компенсацию – долги по зарплате, которую они годами не получали в Чечне. Пусть не всю, пусть хотя бы за полгода. В защиту прав учителей-беженцев выступило Министерство образования России. И началась обычная бюрократическая чехарда. Дошла она до чиновничьих кабинетов Минфина и остановилась. Не потому, что там сидел сердобольный чиновник. Совсем наоборот. Минфиновцы придумали свою игру-ловушку: хочешь получить зарплату – представь официальную справку из архива в Чечне, что ты, мол, во-первых, работал в годы войны в школе, а во-вторых – и это самое главное! – что не получал в это время зарплату. Какие деньги, ведь сегодня каждому известно, что долгие годы зарплата государственных служащих в Чечне просто разворовывалась! Какие архивы – все же сгорело! Требования Минфина – типичный абсурд. Чиновники прекрасно знают, что происходило и происходит в Чечне. Мне кажется, что они просто живут в какой-то другой стране и им безразлично, что происходит с гражданами.
Министерство образования ведет длинную и нудную переписку с Минфином, но Минфин, как ледяной айсберг, плывет себе по какому-то своему течению, не обращая внимания на людскую беду. От него беженцам только холодом веет…
Неужели это уж такая большая проблема найти в госбюджете деньги, чтобы помочь нескольким сотням учителей-беженцев пережить свое горе…
Вот такая нынешняя правда. Вроде бы эта история не добавляет ничего к трагической гибели Ольги Климовой. Это как посмотреть. Смерть ее взывает к справедливости…

оворят, Климова вела дневник, но никто его не прочтет. Может быть, там был и рассказ о мальчишке, фамилию которого не смогли вспомнить мои собеседники. Этого десяти-двенадцатилетнего мальчугана Ольга приютила в своем доме: мать у мальчонки погибла, а дальние родственники жили где-то далеко в горном селе. А в горах как раз прошлым летом и шли самые жестокие бои… Был ли мальчонка учеником Климовой? Никто этого теперь не знает. Просто соседи видели, как в часы затишья от бомбежек и обстрелов он в бидоне носил из единственной уцелевшей чудом колонки в конце улицы воду в дом Климовых. Помнили только, что мальчишка был черноволосый, худощавый и прихрамывал.
А потом мальчишка куда-то исчез. В Чечне нынче исчезнуть не проблема. И причины к этому могут быть самые разные…
Из бумаг, книг, одежды террористы, уходя из разгромленного дома, где лежали три трупа, зажгли во дворе костер. Этот огонь увидели соседи. И поняли – в доме Климовых беда. Террористы вели себя нагло, словно заранее предполагая свою безнаказанность. Их задача – посеять панику и страх среди людей, которые только-только начинают верить, что войне этой, может быть, приходит конец…
Вот, пожалуй, и все, что мне удалось узнать об удивительной женщине, учительнице Ольге Вениаминовне Климовой, директоре 10-й средней школы печального города Грозный.
Террористов, убивших ее, не нашли. И как убежденно говорили мои собеседники – и не найдут.
В прошлом году, в октябре, в День учителя, в уцелевшем большом подвале одной из грозненских школ, где до войны был спортивный зал, собрались учителя. Минутой молчания они почтили память своей коллеги Ольги Вениаминовны Климовой. И в эту скорбную минуту, наверное, каждый из них вспомнил о своих родных, стариках и детях, учителях и воспитателях, погибших в горниле войны. Как говорят правозащитники, в чеченской войне по сей день мирных жителей погибло в десять раз больше, чем людей с оружием с той и с другой стороны.
И еще: то октябрьское собрание решило 10-ю школу назвать именем Ольги Климовой. Без страха и сомнений!
Игорь АФАНАСЬЕВ

От редакции

Мы обращаемся ко всем, кто знал Ольгу Климову, учителей Чеченской республики, погибших в годы войны, прислать нам свои воспоминания о них. Может быть, у вас сохранились фотографии этих людей?
Мы обязательно опубликуем эти скорбные списки. Из ваших рассказов вместе с Министерствами образования России и Чеченской республики создадим “Книгу памяти”.