Память – это еще духовная атмосфера времени. Сравните мемориалы на Поклонной горе и на Мамаевом кургане. Достоевский сетовал: ╚Все-то в наш век разделилось на единицы╩. Эти слова вспоминаешь на Поклонной. Вроде бы мемориальный комплекс. Но православный храм отдельно, мечеть отдельно, синагога отдельно. Другое время, и мы теперь не ╚единый советский народ╩. Всяк сам по себе. В каменном облике мемориала и в его планировке запечатлен не дух 1940-х, а 1990-х годов. Все поделено. У каждого свой уголок. Индивидуальный. Здесь увековечено не объединение войной, а разъединение мирными реформами сегодняшне го дня. На Мамаевом кургане ╚нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты╩. У мусульман, православных, иудеев – одна Родина-мать, с мечом в поднятой руке, с перекошенным от крика ртом… Память – одна из главных проблем у Твардовского. Все свои поэмы он писал по нескольку лет, и последняя, ╚По праву памяти╩, не исключение. Работа над ней заняла три года. Но ╚По праву памяти╩ – самая маленькая его поэма, всего страниц двенадцать. Надо ли удивляться? Поэт уже во вступлении ставит себе условие: ╚Чтоб слову был двойной контроль╩.

Говорят (то ли в шутку, то ли всерьез), что в России два традиционных вопроса – что делать и кто виноват? Быть может, мы действительно задаем их себе и друг другу часто. Но есть еще один вопрос, обращенный исключительно к собственной совести, к собственной личности, и действительно исконно русский, поскольку дошел к нам из глубокой древности. Вопрос протопопа Аввакума: ╚Проповедовать ли мне или молчать?╩ Смириться ли с властью, с которой не согласен, или обличать ее, тем более, если дан талант, слово. И Твардовский нашел ответ, как поступить: ╚Нет, все былые недомолвки /Домолвить ныне долг велит╩. Три года ушли на поэму о культе Сталина, о судьбе поколения и страны, о памяти. Опасность, которая таится в отречении от прошлого, Твардовский осознавал, но как жить с таким прошлым? Как оценить его? У Твардовского нет однозначных ответов. Это у Галича все просто: ╚Оказался наш отец не отцом, а сукою╩. Однозначные оценки примитивны, и фразу приходится приписать примитивному герою – начальнику лагеря. Но у Твардовского хватает таланта на собственный суд, более взвешенный и более взыскательный. Приговора нет. Его должно вынести время: ╚И длится суд десятилетий, и не видать ему конца╩. Спустя тридцать лет, как была поставлена в поэме последняя точка, можно лишь повториться: суд не закончен. Но поэт сделал главный вывод – завет потомкам и самому себе. В последней строфе его слово ╚тяжелеет╩, Твардовский вынужден писать ╚лесенкой╩:

За то и впредь как были – будем –

Какая вдруг ни грянь гроза, –

Людьми

из тех людей,

что людям,

Не пряча глаз,

Глядят в глаза.

Виктор БОЧЕНКОВ