Отверженные. Как жить тем, кто не вписался в обычный мир

Вышло в свет второе издание повести Екатерины Мурашовой «Класс коррекции». Пожалуй, впервые в современной литературе появился этот тип героя – из среды детей-изгоев, малолетних отбросов общества, так себя и сознающих. Мальчик-калека поясняет однокласснику: «Экстерьер у меня для гимназически-показательного класса неподходящий. Я же урод». – «Может, ты и прав, – соглашается Антон. – Там, в «А», все такие суперблагополучные, а мы – каждый по-своему урод. Тебе среди нас самое место».

В этом тоже новизна и особое достоинство: по-взрослому трезвое и спокойное принятие подростком своего места «на дне». Без озлобленности и черной безысходности.

Напротив, книга на удивление полна оптимизма и света. Наперекор той горькой правде, которая без прикрас представлена в повести: «Часть моих одноклассников… закончит свое образование после седьмого класса и никогда уже учиться не будет, некоторые пойдут в 371-ю школу для дебилов, некоторых (особо умных) возьмут в классы «В» и «Г», еще кого-то родители сумеют пристроить в другие школы района…»

«Школа – всего лишь слепок с общества в целом, – остужает пыл молодого коллеги опытная учительница. – Неужели вы не видите разделения «на классы» всего нашего мира? Бедные и богатые. Удачливые и неудачники. Умные и глупые».

Пронзителен эпизод в столовой, когда малыши из привилегированных классов «А» и «Б» оставляют после себя недоеденный завтрак, который тут же осторожно поедают их менее удачливые ровесники из классов «Д» и «Е». «Малыши тихо доедали «ашный» салат и прятали по карманам почти не тронутые булочки и пирожные». Жесткое разделение ребят на детей спонсоров и всех прочих – вот реальность этой школы. Из взрослых лишь молодой учитель географии Сергей Анатольевич эту реальность истово оспаривает, за что заслужил упрек коллег в «народничестве». Класс коррекции – что-то вроде боевого крещения для молодых учителей. «Некоторые сбегают сразу же, после первого урока». Но Сергей Анатольевич сохранил наивные чувства и мысли – о любви к детям, о гуманизме, которых и сам склонен стыдиться. Юные же герои книги вообще очень сдержанны в словах. «Нормальные пацаны таких слов вслух не говорят», – поясняет главный герой Антон отказ от высоких рассуждений о долге и чести. Повесть и начинается с призыва к детям о милосердии, вызвавшем хохот: «Не говорят в нашем классе такими словами». И как настоящий подвиг выглядит отказ хулигана Пашки от матерщины ради своего необычного подопечного Юры. Этот мальчик, прикованный к коляске и костылям, вообще не похож на инвалида, являя собой неожиданной пример чувства собственного достоинства: «На поддразниванья Юра реагировал удивительно: он смеялся. Да еще и передразнивал дразнильщиков… – не выходит! И вовсе не похоже! Ты ногу не так волочешь, ты – вообще спотыкаешься, а я этого никогда не делаю… Смотрите на меня. Раз, два, три – пошли! Ногой, ногой больше загребай! Смотри, как я делаю!»

Именно здесь, среди «униженных и оскорбленных», находит Мурашова новых героев, сумевших из парий стать лидерами. Хулиган Пашка взял шефство над колясочником – «в общем, завел себе Юру и повысил свой статус». Антон же поднял и объединил весь класс ради спасения безропотной Стеши, похищенной бандитами. Парии и изгои оказываются способными на открытое противостояние злу.

И это дети, многие из которых никогда не были в гостях в приличных домах. А собственные квартиры у них хуже ночлежек. «Родители как увидят наших одноклассников, так сразу двери на все запоры запирают, побрякушки и деньги прячут…» Трогательно описание вечеринки, устроенной для всего класса Юрой – инвалидом, раздавшим всем приглашения: «Юрий Мальков имеет честь…» и дальше дата, адрес, телефон… Приглашенные ходили по квартире, как на экскурсии. «Они просто смотрели, как все может быть устроено. Обои на стенах, белье на кроватях, скатерть на столе, салфеточки, картины на стенах, папа, мама, я… Живьем, понимаешь? Их же в приличные дома не пускают»…

Спокойная и скорбная интонация повести подчеркивает будничность, обыденность сложившегося порядка вещей – ведь гимназия занимает первые места в городе «по девятнадцати показателям», а беспокойный класс легче счесть психически больными детьми и расформировать. Но самое естество жизни противится этому бездушному порядку – так, малыш Вадик из престижного класса ломает жесткие рамки социального разделения детей своей горячей привязанностью к Юре Малькову и открытым бунтом во время экскурсии в Эрмитаж. Туда должны были ехать только гимназические классы, но в автобусе были пустые места, и Вадик позвал с собой Юру. Чем поверг в шок учителей и родителей: «Папе не понравилось бы твое поведение, – увещевали они мальчишку. – Юра посетит Эрмитаж в другой раз, со своим классом»… Но класс коррекции не возят на экскурсии… «И правильно делают! – нервически огрызнулась одна из мамаш, опасливо глядя на нас. – Дети, в автобус! Скорее!» Юрины друзья решают ехать самостоятельно. «Юра! – крикнул Вадик, в голосе которого уже звенели близкие слезы. – Я тоже с вами поеду. Я не хочу с ними! Я буду твою коляску катить!» Вслед за ним «и другие «ашки» перебежали к «отверженным», сделав свой выбор.

Малолетние проститутки и алкоголики, они оказались способны на нравственный протест и объединение ради спасения Стеши из рук похитителей, сыновей местных шишек. «Соберем всех – будем воевать. Нельзя им Стешу отдать, – все по очереди кивнули, будто принимали присягу».

Главный герой повести Антон, от чьего лица ведется рассказ, пристально всматривается в людей и прежде всего – в Юру. «Он был слишком нормальным. Для такой-то болезни и такого состояния… Я даже подумал, может, Юрка в каких-нибудь хитрых богов верит, и они ему так помогают?»

Оказалось, есть у Юры свой необычный тыл: он вхож в некий параллельный мир, где всегда спеет земляника и бьют фонтаны. Там исполняются все желания – и Юра там свободно ходит по земле своими ногами. Своего рода отдушина для тех, кто в обычный мир не вписался. Антон же, погостив там, возвращается все же обратно, в жесткую, но зато настоящую реальность. Где они в итоге сумели вызволить Стешу. И хотя класс в финале расформировывают, духовная победа осталась именно за ними – за «изгоями». Каждый из них оказался по-своему, но человеком.