Над пропастью во лжи… Это, как вы понимаете, парафраз названия книги Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Этот перевод случился в начале шестидесятых. (Иначе как бы я могла прочесть ее подростком? Школу окончила в 1968 году.) Вы, может, помните черно-белый твердый переплет этой книги с фрагментом картины Эндрю Уайеса. На обложке: американский парнишка (теперь сказали бы «тинейджер»), название – «Сын Альберта», задумчиво застыл на пороге, прямо у косяка двери, и чутко вслушивается, всматривается в гудящий окружающий его мир… Художник всю жизнь писал только жителей небольшого городка – ну прямо что-то вроде неисчерпаемой Джессики Флэтчер на канале «Домашний».
Там в шестидесятые Сэлинджер впервые для культуры нашей цивилизации и по ту сторону железного занавеса нащупал этот особый возраст – подростков, тинейджеров, ранее практически не выделявшихся из общего возраста детства. И вот что удивительно: по сю, нашу, русскоязычную, сторону честь аналогичного открытия принадлежит публицисту и писателю Симону Львовичу Соловейчику. Его первая книга, еще под псевдонимом «вожатый Сима Соловьев», называлась «Книга для тебя», и в ней шел некий невиданный доселе по степени доверительности разговор взрослого с подростком, с каждым из нас, и это было полнейшее попадание в яблочко – помню по своим 14-ти годам: будто никого уже в целом мире не было, во всей Вселенной остались только я над книгой и неведомый голос с небывалой интонацией разговора … Так в публицистику страны вошла подростковость.
Ну а теперь, простите за вышеуказанную лиричность, поговорим наконец о сути перевода всего лишь одного слова из романа Сэлинджера.
Уверена, вы сейчас тоже удивитесь – речь об одном лишь словечке во всем романе, которое автор перевода не знала, как перевести. Ибо не было тогда в нашем лексиконе подходящего их американскому жаргонизму термина. И что же? А то, что редактор книги возьми да и выдумай, сочини неологизм (то есть, используя морфему слова, облекла ее в плоть и кровь нового глагольного смысла). А теперь – внимание! – ни за что не отгадаете, если только не знали сего изначально, что слово это – pardon, миль pardon – «трахаться». Не слабо, правда?
В свое время, в 70-е, на дотошные расспросы Симона Львовича, каким же словом молодежь называет «это», сама я упорно отказывалась открывать тайну, как Мальчиш-Кибальчиш – самую главную военную тайну своего молодого поколения. Первого поколения советских детей, застигнутых сексуальной революцией.
И в моем кругу (а это во многом дети, подростки, студиоузы) это слово, как и более модное – «перепихнуться», – не произносится. И даже «заняться любовью» мне кажется чем-то из спортивной сферы…
Хорошее слово – «любить». Простое и ясное. Во всех смыслах.
Комментарии