Отчаяние последних пределов. К мнению научного сообщества прислушиваться необходимо

Французский писатель Андре Моруа незадолго до войны беседовал с Черчиллем. «О чем вы пишете?» – спросил британский премьер-министр. – «О жизни, о смерти, о любви». – «На вашем месте я бы сейчас писал только об одном. У Франции нет самолетов». Моруа снисходительно пожалел незадачливого премьера: любовь, смерть, а тут какие-то самолеты. Через несколько месяцев немцы были в Париже… Сейчас мы находимся ровно в той же ситуации, когда молчать о том, что происходит в науке и образовании, недопустимо. О непростой ситуации и ее подводных камнях мы ведем беседу с доктором филологических наук, профессором кафедры литературы Липецкого государственного педагогического университета Ярославом САРЫЧЕВЫМ.

– Ярослав Владимирович, настоящие ученые становятся «уходящей натурой»?- В каком-то смысле да, причем в масштабах всей страны. И не потому, что люди стали тупее, неспособнее. Это элементарно противоречило бы биологическому закону природы. Главная причина – в наличных социальных условиях существования российской науки. Есть великая эпоха – есть великая наука. Обязательно придет Ломоносов в лаптях из Архангельска и совершит переворот во всех сферах знания – от физики до эстетики, потеснит немцев из Российской академии наук, организует Московский университет. Лобачевский сделает великие математические открытия, Менделеев даст периодическую систему элементов, Пирогов, Сеченов, Мечников, Павлов вознесут русскую физиологию на мировую вершину, Тимирязев, Мичурин, Докучаев превратят землю в райский сад, Циолковский и Вернадский выдвинут программу освоения космоса, а ракетчик Королев пошлет туда Гагарина. Если нет осмысленной, детально разработанной государственной стратегии развития науки, ничего не будет, кроме медленного угасания.- Но именно сейчас руководители государства осознали остроту проблемы. Взят курс на инновационное развитие, организован технопарк «Сколково».- Я где-то читал, что там активно занялись облачными вычислениями. Хохотал. Потом, к стыду своему, узнал, что действительно есть такие математические вычисления, но, видно, неспроста ощущается во всем этом что-то маниловское. Пока очевидным образом заработала лишь одна «энергосберегающая» технология – в Китае закуплены миллиарды чудесных лампочек. Такая вот инновация в карман «доброму соседу». Но прикупит ли Китай наши облачные вычисления и чубайсовские нанотехнологии – большой вопрос. Я не физик, не технарь и сужу здесь как обыватель, но пусть специалисты объяснят, зачем браться за технологические направления, в которых мы безнадежно отстали? Не проще ли, дешевле и умнее поступить по-китайски: в точности скопировать имеющиеся образцы и выпустить их под маркой «Made in Russia»? Или, наоборот, изобрести нечто подлинно новое, дать «ответ Чемберлену», на что общество накинется не хуже, чем на электронно-телекоммуникационные игрушки. Никому не приходила в голову такая мысль? Оппоненты Сколкова, в том числе нобелевский лауреат Жорес Алферов, правильно говорят, что на истраченные деньги лучше было бы поддержать уже имеющиеся, давно работающие по тем же приоритетным направлениям НИИ и КБ.Рассуждая отвлеченно, саму идею «приоритетных направлений» и инноваций следует признать методологически малоосновательной. Приходится говорить банальности, но нельзя разделять фундаментальную и прикладную науку, разводить по углам естествознание, математику и гуманитарную сферу, отдавая чему-то одному безусловное предпочтение. Лично я считаю, что следует развивать фундаментальную науку в целом и гуманитарное знание в частности. Ну и про оборону не забывать. А все остальное, прикладное приложится, возникнет по запросу времени.- По-вашему, гуманитарные исследования предпочтительнее инновационных технических разработок? Напрашивается аналогия со спором физиков и лириков…- Я говорю как раз о недопустимости расстановки приоритетов чего-то одного над всем иным-прочим. И никакой лирики или лоббизма своих интересов в моих словах нет. И к так называемой гуманизации науки, образования в том виде, как она проводится у нас с перестроечных времен, я не испытываю ни малейших симпатий: под завесой красивых фраз в школах и вузах ввели непонятно какие дополнительные предметы, отобрав часы у базовых дисциплин – естественно, во имя гуманизма и прав человека.- Давайте будем вести речь только о традиционных дисциплинах: истории, философии, филологии и искусствоведении.- Это науки о духе, по весьма точной классификации Вильгельма фон Гумбольдта. А раз так, то и отношение к ним как к вещам второго сорта абсолютно недопустимо, даже преступно. Их развитие не только гарантирует культурный рост общества. Из многовекового духовного знания всегда можно извлечь нужные идеологические практики, выточить могучее информационное оружие: «гуманитарное» превосходство позволяет победителю почти даром и вполне «гуманно», без всякого бомбометания, забрать все.В 2006 году, после выхода моей книги о философе и писателе-модернисте Василии Розанове, мне сообщили из издательства, что Кембриджский университет просит 12 экземпляров. По любой цене. И приехали их забирать: на Западе внимательно следят за развитием науки в России, даже в ее неприглядном нынешнем виде, даже за книгами региональных издательств. А россиянам никакого дела, никакой заботушки нет.- Почему же на более высоком чиновничье-административном уровне эту проблему не понимают?- Ответ, думаю, прост: нужно большое интеллектуальное напряжение для чиновников, необходимо постоянно мониторить ситуацию, иметь программы и алгоритмы систематической деятельности, обладать быстротой реакции, опережающей события. По такому принципу и работают знаменитые западные университеты (научные центры) в тесной спайке с правительственными структурами и спецслужбами. И при этом каждый индивид свободно занимается своим любимым научным делом. Но наши западники во власти не спешат перенимать этот чисто западный передовой опыт. Проще дать грант, проконтролировать (в лучшем случае) целевое расходование средств и пришпилить куда нужно бумажный отчет. Или вообще циркуляром спустить сверху вниз «болонский процесс».- Который, к слову сказать, не критикует только ленивый.- Да, масса изданий, центральных и региональных, левых и правых, время от времени занимается этим. Так что буду краток: ЕГЭ, «болонка» (система многоуровнего образования «бакалавр – магистр»), «подушевое финансирование» (по-русски – сокращение штатов), программа ликвидации «неперспективных» вузов и школ, – все это в научно-педагогической среде вызывает крайнее раздражение. К мнению научного сообщества необходимо прислушиваться, так поступают во всех уважающих себя странах. Но наши реформаторы идут своим путем, возвещая, что во всех их нововведениях есть рациональные посылы. Спорить не буду: рациональные посылы в ЕГЭ есть, не говоря уже об идее федеральных университетов. Но средства и способы реализации таковы, что неизменно получается сумбур вместо музыки.Систему образования и науки необходимо привести в соответствие с наличными общественно-историческими условиями. Это верно. Но из верного посыла реформаторы делают парадоксальный вывод: вместо культивации разносторонне образованного человека-творца (советский опыт) необходимо обслуживать интересы «квалифицированного потребителя». Однако, как я только что показал, за рубежом почему-то не останавливаются на формировании образовательной «сферы услуг» для «квалифицированного потребителя», а идут гораздо дальше, в сторону глобального интеллектуального доминирования.- Вернемся к родным палестинам. Не секрет, что сейчас процветает рынок «черных диссертаций». Как сделать так, чтобы система научных аттестаций была открыта для талантливых людей, поощряла развитие научных исследований?- Честно говоря, не уверен, что в данной системе что-то можно изменить посредством отдельных новаций. Кандидатская или докторская «корка» подчас важнее сути. Чудовищная девальвация ценностей!Или возьмем плагиат. Ведь это не только кража интеллектуальной собственности (уголовное преступление, за которое, кстати, трудно привлечь), это разрушение самого принципа и канона научного исследования. Теперь же, когда телекоммуникации развились, это можно делать практически не сходя с дивана.Системой научных аттестаций заведует формальная бюрократическая организация – ВАК. Как вы хотите, чтобы он определял таланты? Объявлять, что ли, конкурс диссертаций? ВАК работает с документами, а не с талантами. Коль скоро диссертация соответствует установленным формальным критериям, то она проходит. Хорошо, если откровенную халтуру и плагиат завернут до ВАКа.Я думаю, суть дела не в формалистике прохождения диссертационного дела, а именно в рынке, который регулирует все. Диссертацию можно купить. Нет проблем напечатать что угодно где угодно, только деньги плати. ВАК решил бороться с этой напастью ваковскими журналами, но лишь осложнил путь к защите многим достойным диссертантам. А сами привилегированные журналы в массе своей превратились все в те же притоны по отъему денег у диссертанта. Редким исключением из правила служат издания советских времен и некоторые вестники крупных университетов, где есть настоящая редакция, читающая материалы.- Ярослав Владимирович, конструктивная критика хороша, но что же конкретно делать в сложившейся ситуации?- Кое-что я уже обозначил. Но вот и еще один конкретный пример делового подхода. В 1945 году, еще не кончилась война, в условиях жесточайшей разрухи и нехватки финансирования по всем статьям руководитель государства (как к нему ни относись) собирает ведущих физиков, математиков, инженеров-конструкторов и ставит им вполне конкретную задачу. И за четыре года (президентский срок) было спроектировано, сконструировано, произведено и испытано ядерное оружие.Если не ошибаюсь, первая советская атомная бомба имела маркировку «РДС-1». В народе это расшифровывалось так: Россия делает сама. Теперь такое духоподъемное мироощущение «по наследству» перешло к Китаю: «Китайцы все могут делать сами». От булавки до ракеты. Для себя и всего остального, некитайского, мира. Тем самым «культурно» завоевывая его. А что пока не могут делать – смотрят, как у других сделано, и мастерят по аналогии. Вот вам первый пункт из программы «Что делать». Речь идет об объективной предпосылке великих свершений во всех сферах жизни: Россия делает сама.Второй пункт касается формирования научной среды. Это то, что необходимо ученому как воздух. Сейчас научная среда в России имеет весьма клочковатый вид. Она присутствует лишь там, где еще ведутся (с советских времен) какие-то значимые научные разработки. Да в «держащих марку» старых университетах сохраняется «дух стен». Ученые, работающие индивидуально, вынуждены сами, каждый для себя, искать свою научную среду, мучительно создавать ее по крупицам.В-третьих, ученого не должно беспокоить, на что купить книги или организовать научную командировку. Он не должен испытывать моральное унижение, получая за свой труд от государства подачку вдвое (а то и втрое) меньшую, чем пособие по безработице в США. В советское время профессора получали больше, чем партфункционеры районного, городского и областного уровней. Настоящий ученый, в сущности, идеалист, бессребреник. Ему не надо много, только материальная необеспокоенность, необходимая для свободного творчества, а это далеко не синоним буржуазной категории достатка, которого всегда не хватает.- Вряд ли эту замечательную программу можно реализовать в современных условиях рыночного прагматизма.- Что же, тогда критически оценим и «рыночную возможность», на которую сейчас делается основной упор. Политика государства на данный момент такова: кто хочет, пусть зарабатывает по хоздоговорам или пробивает гранты, остальные пусть сидят на бюджете, финансируются по остаточному принципу. Но закон природы таков, что имеющие призвание к научному творчеству все равно будут заниматься наукой при любых, даже самых неблагоприятных, условиях. Тогда зачем платить больше?Но, не получая должного внимания извне, отторгаемый враждебной средой, чудак-ученый начинает работать для себя, творить в самосознании, причем не обязательно фиксируя на бумаге процесс и результаты такого творчества. Прямой убыток казне, но даже не это главное, ведь в перспективе подобный научный анархизм, лишь изредка выходящий на поверхность, может обернуться чем-то очень неожиданным.«Это холодное отчаяние, доходящее до полного индифферентизма и в то же время развивающее отдельную личность до последних пределов твердости и самостоятельности, напрягает умственные способности; люди начинают думать и исследовать, вымещают свое бессилие в области мысли; там ничто не останавливает разрушительной критической работы; суеверия и авторитеты разбиваются вдребезги, и миросозерцание совершенно очищается от разных призрачных представлений». Особо ретивым сторонникам рыночной прагматики в науке я бы посоветовал поместить эту тираду в рамочку и всегда держать перед глазами. Она принадлежит Писареву, теоретику русского нигилизма и маргинальной революции.