Отар Иоселиани: Зло – это слишком банально!

Отар Иоселиани известен российским зрителям как один из самых лиричных кинорежиссеров советских 60-х. Его фильмы “Жил певчий дрозд”, “Пастораль” и “Листопад” внесли в их обманчивую атмосферу солнечной легкости нотку грузинского юмора и чуть грустную мудрость. Сейчас Иоселиани снимает во Франции. Но его продолжают любить наши зрители, потому что его нельзя не любить!
Мне невероятно повезло. Я смогла поговорить с Отаром Давидовичем после недавнего пресс-показа его последнего фильма “Утро понедельника”. У нас получилось не просто интервью, а теплая беседа, в которой ярко заявил о себе феномен Иоселиани. Иоселиани – это какой-то живой уникальный сплав грузинской нежности и чувства юмора, российского чувства обреченности и изысканного французского ума. Единственный в своем роде. Неповторимый.

Досье

С 80-х годов Отар Иоселиани успешно работает во Франции. Его “заграничные” картины – “Фавориты Луны”, “Охота на бабочек”, “Разбойники: часть VII”, “In Vino Veritas” неизменно получали престижные премии кинофестивалей класса “А” – Берлинского и Венецианского биенале.
За последний фильм “Утро понедельника” Иоселиани вручили Приз ФИПРЕССИ “за его очень профессиональный и изящный портрет абсурда и скуки повседневности”, а также Приз “за лучшую режиссуру” на Берлинале-2002. Лента номинирована на приз Европейской киноакадемии, как “лучший фильм года”.
В “Утре понедельника” – много удивительных сюрпризов от Иоселиани. Он сам сыграл яркую эпизодическую роль старого пройдохи-венецианца. А в главной роли снялся Жак Биду – самый известный кино- и телепродюсер Франции. Его герой, Венсан, каждое утро понедельника начинает с одного и того же монотонного ритуала… Окружающие тоже погрязли в суете. Старик Альбер каждый день совершает свою прогулку по одному и тому же маршруту. Почтальон читает чужие письма. Священник не может пропустить ни одной деревенской юбки. Тинейджеры гоняют на велосипедах, болтая обо всем, что приходит в голову, лишь бы не умереть со скуки… Однажды Венсан решает посмотреть мир и отправляется в Венецию, чтобы потом вернуться домой.

– Отар Давидович, замечательный философ, к тому же грузин Мераб Мамардашвили как-то сказал, что зло – предсказуемая вещь. А вот добро абсолютно не мотивировано, оно непонятно откуда берется. Исходя из этой мысли, можно сказать, что вы сняли свой последний фильм о самом распространенном зле – скуке повседневности, которой живет основная часть населения земного шара?..
– Я думаю, люди не рождены, чтобы творить зло. Но получается так, что из поколения в поколение люди становятся все дурнее и дурнее воспитаны и подвержены идеологии. А идеология оправдывает любые дурные поступки ради очень высоких идей. Якобинцы были готовы убить собственного брата ради счастья грядущих поколений. Эта болезнь перешла по наследству к большевикам. Инквизиторы избавляли человечество от еретиков, от ведьм, тоже будучи уверены, что они делают доброе дело. Путин решил замочить чеченцев в сортире и пригрозил кастрировать бельгийского журналиста – тоже для добра. Когда силой хочешь сделать людей добрыми, щедрыми, великодушными, то возникает необходимость истребить их всех до последнего.
А вообще зло настолько банально и распространено, что анализировать и наслаждаться его анатомизацией, как это делал Кубрик, мне неинтересно. Я рассказываю о нашем общем безвыходном состоянии, общей беде, ведь мы обречены жить на этом свете, куда нас никто не приглашал и никаких условий нам не ставил. И мы на эти условия не давали согласия, не могли их даже обговорить. Мы пришли на эту землю, и кому-то повезло быть хорошо воспитанным, и иметь любящих родителей и быть воспитанным со вниманием, правда? А кто-то бедный вырос на улице. И поди требуй с него ответ, почему он ожесточился, почему сердце его очерствело… Я думаю о том, что злые и добрые – все вместе – в какой-то момент покинут этот свет.

– Кстати, о сходстве и различии: кто-то говорил о том, что французская и грузинская культуры схожи – и те, и другие любят вино, женщин, поговорить, да? А вы говорите об обратном явлении – разном отношении французов и грузин к вину, женщинам, дружбе. Но почему все-таки вы живете во Франции?
– Мое солнышко, я не живу во Франции! Я работаю во Франции. Я живу в Грузии. Но в Грузии нет кинематографа – он исчез с исчезновением потребности в нем как инструменте пропаганды. Государство перестало его финансировать. Мои коллеги в Грузии – 70-80 человек – стареют, теряют время и не работают. Или снимают фильм по шесть, семь и даже девять лет! А я снимаю картину за два месяца! Я бы не мог выдержать такую ситуацию: актеры старятся, дети растут, а некоторые даже помирают! Поэтому чтобы заниматься моим делом, я вынужден снимать где-нибудь, но только не в Грузии. И не в России – в России тоже нет кинематографа.

– Но люди как-то же умудряются снимать…
– Ну назови мне фильм, который тебе очень понравился! – тут же реагирует Отар Давидович, неожиданно и лестно для меня перейдя на “ты”, что в Грузии является признаком доверия к собеседнику.
Я мучительно вспоминаю и наконец выдаю:

– Ну не знаю… “Хрусталев, машину!”
– “Хрусталев” – да! Мне тоже фильм очень понравился, но Герман знаешь сколько лет его снимал – восемь! Нет, это я не могу выдержать! – горячо реагирует Иоселиани.
Я смеюсь:

– Может, просто разница в темпераменте?
– Нет, нет… Картина Германа – очень симпатичная и трагичная, особенно вся вторая половина – она так хорошо сконструирована, хорошо сделана… Серьезный, очень серьезный фильм. Но это пожилой человек, извини, это не молодежь! И у него есть за спиной прошлое, и он может себе позволить такой каприз, который ни один молодой человек себе позволить не может… (наверное, Иоселиани имел в виду под молодым себя! – Авт.).

– А как во Франции воспринимают ваши фильмы?
– Во Франции воспринимают как французские, а в Грузии – как грузинские.

– Как вы уговорили сняться в фильме Жака Биду? Зачем ему это надо, он же знаменитый кинопродюсер?!..
– Ему и не надо было. Просто он мой товарищ. Он знает, что я дурака с ним не сваляю. Такого рода люди боятся одной только вещи – стать посмешищем. Но он знает, что мне можно верить…

– Вы и сами снялись в “Утре понедельника”. Не боялись быть смешным, у вас ведь там такая характерная роль?
– А я клоун.
От неожиданности я смеюсь.

– Наверное, белый?
– Рыжий.

– Вы как-то философски все осмысливаете, я думаю, вы больше похожи на белого…
– Белый – это Жак Ширак. Вот белый клоун настоящий.

– Почему?!
– Потому что он смешон и серьезен. А еще про Миттерана Жак Тати очень хорошо сказал: когда я вижу Миттерана, который выходит на сцену, я думаю, что он щас будет петь “Маринеллу”. Очень точно, по-моему.

– Да, от Путина этого не дождешься. Про него не скажешь, что он смешон. А вот ваши герои, которых вы играете, не боятся быть смешными…
– Потому что они – как тебе сказать? – все очень милые люди.

– Ну вы всех считаете милыми!
– Да, у меня даже есть почтальон, который читает чужие письма, он делает мерзости, но милый… Вообще любого человека можно подбодрить. Ведь в чем заключается смысл грузинских тостов? Чтобы подбодрить человека в том, что он хороший и все делает правильно, и никогда не упоминать дурного. Поэтому я думаю, что любого человека можно взять в качестве актера, и если он почувствует, что к нему хорошо относятся, он все сыграет весело, развлекаясь, играючи. А если его “загрузить” и третировать, то он будет несчастен.

– Вы-то, конечно, очень любите своих актеров!
– Конечно! Мы дружим. Во-первых, мы все время выпиваем, да и веселимся много. И все мы делаем играючи. Никогда никакой тяжести никто не ощущает…

– Но неужели не сказывается разность национальных характеров? Разве французы могут соревноваться с нами в питии?
– Ну что вы! Я когда приехал в Италию (часть фильма “Утро понедельника” происходит в Венеции), в съемочной группе была большая паника. Потому что я поставил в корзинку у камеры бутылку водки и прикладывался к ней время от времени. И они решили, что это все – катастрофа, я напьюсь. Потом они увидели, что бутылка пуста, а ничего особенного не произошло, все идет хорошо. Потом они сами стали ставить бутылки. Их в итоге много набралось у реквизитора. Ведь я им сказал: вы работаете вяло, потому что не пьете… Нет, соревноваться с нами они не могут, потому что у нас совсем другая школа.
У меня очень много друзей, которые погибли от алкоголя, которые спились, которые не выдержали экзамен, скажем. Никто к ним не относится дурно, наоборот, оставшиеся относятся к ним с сожалением и чувством безысходности. Потому что такая атмосфера была в России – было принято пить, сжигать свою жизнь.

– Мне кажется, что это изначально разное отношение к вину и к питию у грузин и у русских. Вот Честертон говорил, что нельзя пить с горя, надо пить для радости, для общения.
– Да-да! В Грузии есть одно правило: мы никогда не пьем, будучи грустны или печальны. Никогда! И никогда не пьем, даже если один мерзавец сидит за столом.

– Замечательное правило…
– Да. Мы извиняемся: говорим, извини, я сегодня не пью. И постепенно мерзавец начинает что-то понимать. А потом он уходит, и мы начинаем пить по-настоящему! – весело блестит глазами Иоселиани. – Так было у нас с Мерабом (Мамардашвили. – Авт.), например. Мераб иногда мне говорил: сегодня, Отар, мы с тобой не пьем – к нам сел кто-то. И вот он пьет, пьет и удивляется, на нас глядя: надо же, не пьют! Наконец допил, доел и ушел. И тут Мераб говорит: давай, Отар, наливай…

– Вы, наверное, много разговаривали с Мамардашвили. Спорили…
– О чем спорили?

– О жизни, о смерти…
– Нет. Знаешь, с ним какая вещь была: с ним невозможно было спорить! Он был догматик, все знал наперед. И если у тебя рождалась какая-то идея, вопрос, то этот мерзавец (голос Отара Давидовича становится особенно теплым) – тут же знал ответ, и это было совсем неинтересно. Но… Он сказал как-то одну чудную вещь: напрасно французы думают, что Декарт был рационалистом. Декарт сравнивал жизнь человеческую со свечой. Свеча горит и тает, а пламя как будто имеет одну и ту же форму. И главный феномен жизни – это пламя. Свеча тает, но никакого рационального объяснения этому нет. Так что напрасно французы называют себя картезианцами – они никакого отношения к картезианству не имеют. Картезианство, говорил Мераб, это свобода и обреченность гореть…

Татьяна ЕФЛАЕВА