От Дюрера и Рембрандта к самому себе. Как соединить чувственный и рациональный пути познания себя и мира

«Так все тело – только образ твой», – писал Владимир Набоков о своей Родине, представляя состав своей личности и свою судьбу непосредственно связанными с воздухом и землей России своего детства, впечатлениями, полученными в первые годы жизни. Именно развитие образного мышления, которое необходимо отнюдь не только в искусстве, но и в науке (вспомним открытия Леонардо или Ньютона и способы, которыми они к ним приходили), да и в первую очередь в самой жизни для ее полноценного восприятия, является целью таких предметов, как «Мировая художественная культура», «Музыка», «Изобразительное искусство», а отнюдь не только знание отличительных черт художественных стилей, умение рисовать или петь. Мышление с помощью образов – один из основных данных человеческому существу путей познания себя и мира. Особенно актуально это в современности, перенасыщенной самой различной информацией, подчас весьма агрессивно навязывающей те или иные образы в рекламе, Интернете или по ТВ. Тем важнее, на наш взгляд, осознанность как в восприятии, так и в создании образов для современного человека.

Стоило бы договориться о различиях в понимании терминов «символ» и «образ». Буквенный символ «А» имеет только одно значение, иначе невозможны были бы чтение и понимание текста. Так же зеленый свет на пешеходном переходе имеет только одно значение – дорогу можно переходить. То есть для символа важна единственность толкования (в искусстве можно привести в качестве примера иконописные каноны: те или иные символические значения закреплены за цветами или деталями изображения). В то время как образ в искусстве принципиально многозначен, именно богатство и вариативность понимания образа свидетельствуют о его художественности. Понимание это разнится в зависимости от возраста, опыта, культурного «бэкграунда», контекста восприятия и множества других факторов. За образом невозможно раз и навсегда закрепить тот или иной смысл, в процессе восприятия неизбежно происходит приумножение его значений.Опыты развития образного мышления, очевидно, могут быть связаны как с изучением структуры построения образов, так и с собственными опытами в их создании. В отличие от научного способа познания мира образный сильнее связан с чувственной природой личности и, несомненно, обладает большей степенью субъективности. Причем стоит заметить, что образ не равен изображению. Изображение, по сути, является физическим выражением образа, который существует уже в нашем восприятии действительности.Поэтому при работе с визуальным изображением интересным полем для изучения является то, как мы смотрим, что мы при этом видим и как истолковываем увиденное. Иными словами, как сделать так, чтобы мир представлялся не только набором ИЗображений, но пространством ВОображения и СОображения. Отметим, что включение воображения и соображения (иными словами, мышления, связывающего воедино образы и извлекающего из них смысл) превращает личность в субъект действия, ставит ее в активную позицию. Но, пожалуй, достаточно теоретических рассуждений, попробуем поговорить об этих важных, на наш взгляд, в современном образовании (если понимать его как вхождение в мир культуры) вещах на конкретных примерах.Мы уже упоминали, что отличительной особенностью иконописи является наличие в ней канонических правил изображения того или иного сюжета: традиционно закреплены определенные композиционные и цветовые решения, использование тех или иных символических деталей. Но при сравнении икон, написанных на один и тот же сюжет разными авторами в разное время, тем не менее можно заметить отличия, свидетельствующие о различном образном понимании событий. Так, например, в иконах «Сошествие во ад» 1504 г. (авторства Дионисия) и 1568 г. (авторства Дионисия Гринкова) можно заметить разницу как в цветовом решении (если у первого событие изображено в более яркой, радостной цветовой гамме, то у второго – в более темной, напряженной), так и в композиции (в первой ангелы очевидно удерживают беса в нижней части иконы, во второй такой ангельской победы нет). Следовательно, образ события двумя иконописцами дается разный, что можно связать, в частности, с разным временем написания работ. Точно так же, говоря о рублевской «Троице», сложно не обратить внимание на нераздельность трех ипостасей Бога, выраженную в композиции иконы, и образ этот можно связать как с самим догматом о Троице, так и с историческим контекстом объединения русских земель после Куликовской битвы. Из этих примеров видно, что образ как чувственная категория способен выразить смыслы, связанные с различными сферами жизни человека и общества.Эпоха Возрождения была озабочена созданием образа идеального человека. Согласно философии искусства Возрождения подражание физической природе было только первым, базовым, уровнем мастерства художника. Следующей ступенью было умение выразить в пластическом образе идею (пребывающую вне материальной действительности) или концепцию (созданную разумом самого художника). Причем элементами построения этого образа являются навыки, полученные при изображении действительности, что придает образу идеи или концепции особую жизненность и убедительность. Именно в связи с этим одной из высших точек в возрожденческом искусстве по праву считается «Сикстинская Мадонна» Рафаэля, и дело отнюдь не в том, что это «красивая картина с красивой Девой Марией». На переднем плане картины – занавеси, написанные в технике тромплей («обманка», когда изображение кажется не нарисованным, а существующим в действительности). Такими занавесями в церквях закрывали алтарный образ, который открывали только несколько раз в год, по особым праздникам. И вот отдернуты шторы, вы ожидаете увидеть за ними картину, а картины нет. Сама Мадонна из плоти и крови спускается по облакам, клубы которых вырываются из-за занавесей. Это самое «картины нет» и есть идеальное достижение того, к чему стремилось искусство Возрождения, – создать образ идеи в физическом воплощении здесь и сейчас, в пространстве зрителя.В свою очередь соперник Рафаэля Микеланджело под сводами Сикстинской капеллы излагает целую философскую концепцию, опять же в образном ее воплощении. Если обратить внимание на центральную, программную, фреску «Сотворение Адама», а именно на то, что ореол ангелов вокруг Бога напоминает разрез человеческого мозга (не случайно Микеланджело – один из первых, кто скрупулезно занимался анатомированием человеческого тела), то фреску эту можно понять как концептуальный образ сотворения человека: человек становится таковым, когда в тело входит мысль, сознание (причем такое сознание, внутри которого находится Бог). Если, оттолкнувшись от этого, обратить внимание на сюжет, замыкающий череду росписей свода капеллы, «Опьянения Ноя» (не самый яркий из ветхозаветных сюжетов, но почему-то необходимый Микеланджело в его образной системе), то можно обнаружить, что здесь происходит обратное: из тела человека выходит сознание. И между этими двумя полюсами размещает Микеланджело всю историю человечества, как между началом и концом света, обусловленными именно существованием сознания и мысли. Что это как не квинтэссенция гуманистической, антропоцентрической философии Возрождения, реализованная через образы, а потому обладающая мириадами значений?Это всего лишь несколько примеров возможностей расшифровки образных смыслов.Одним из значимых именно для подростка процессов является осознание самого себя, формирование образа «я», выражающего важные для него самого свойства своей личности, своего рода самоидентификация. Сходную задачу среди живописных жанров решает автопортрет. И, будучи введенным в культурный контекст этого жанра (автопортреты Дюрера или Рембрандта), подросток способен создать образное высказывание о самом себе – свой автопортрет, причем подчас выразив в нем те свои черты и особенности, которые, возможно, не до конца им самим осознаны. Ведь в этом заключается важная особенность образа: он подчас забегает вперед осмысления, проговаривая то, что таится внутри нас, отражая это в своем зеркале, выводя в свет сознания.Или же, если отойти в сторону от живописи и заняться образным строем греческой трагедии, можно обнаружить, что в качестве героя драматургом осознанно выбирается «не-я», личность, «преступник», которого зритель с собой изначально не ассоциирует, (Прометей, дерзнувший похитить у Бога огонь; Антигона, предающая родные Фивы, хороня брата; персы – варвары, враги, против которых греки вели долгие кровопролитные войны), и в процессе представления соотносит с собой, встает на его место, сопереживает герою и страдает вместе с ним, что позволяет ему испытать очищение – катарсис, понимание другого. Тоже весьма значимая для подростка проблема, которую он может попытаться вывести в свет мысли, предложив образ своего героя, выражающего для него «не-я», и продумав (а возможно, и сыграв) трагедию, которая будет приводить зрителей и самого автора к осознанному диалогу с другим и пониманию его (опять же с возможностью множественных значений и толкований).Разумеется, эта статья не более чем начало разговора, «разрозненные строки», фрагментарные свидетельства личного педагогического опыта, размышление о том, что образ и образование вовсе не случайно так созвучны в нашем языке. Образование личности – очень бурный процесс, во многом происходящий именно в юности. Как говорил философ Мераб Мамардашвили, понять можно и позже, но почувствовать – любовь или пейзаж – обязательно в юности, иначе этого не произойдет никогда. И именно освоение образного языка дает возможность соединить чувственный и рациональный пути познания себя и мира, мотивировать к творчеству как созданию уникальных и личностно значимых сущностей, за деревьями видеть лес, а за окном – сад. И, что важно, сад этот не унылые кусты или клумбы, но борхесовский «сад расходящихся тропок», предполагающий множество путей, для каждого идущего свой собственный и неповторимый, как эксперимент в одном из лондонских парков, где засеяли газоны и в течение года разрешили ходить по ним, чтобы проложить потом дорожки по тем маршрутам, которые будут протоптаны самими людьми. Ведь, как писал о ребенке еще Монтень в своих «Опытах»: «Его воспитание, его труд, его ученье служат лишь одному: образовать его личность». Чтобы, вторя Набокову, все его тело, то есть жизнь, воплощало в себе важные для него смыслы и ценности, чтобы сам он был их образом – многозначным, трепетным и совершенным.

Александр ДЕМАХИН, абсолютный победитель Всероссийского конкурса «Учитель года России»-2012