От абстрактного к конкретному

Участие подростков в политической деятельности одними воспринимается как некая аномалия, а другими – как вполне закономерное и нормальное явление. И если первые говорят, что детьми кто-то манипулирует, сами бы они никогда до такого не додумались, то вторые возражают – нет, в определенном возрасте мальчики и девочки стремятся самореализовываться и самовыражаться разными способами, в том числе и радикальными. О детской мотивации, проблемах выбора, самоидентификации, формах выражения протеста, а также о месте старшеклассника в современном обществе мы беседуем с руководителем Центра социологии образования Института управления образованием Российской академии образования академиком РАО, профессором Владимиром СОБКИНЫМ.

– Владимир Самуилович, сегодня принято считать, что занятие политической деятельностью предполагает прежде всего именно деятельность, то есть участие в митингах и демонстрациях, распространение листовок, пикетирование и т. п., а отнюдь не чтение политической литературы, ведение блогов и написание комментариев. Вы согласны с этим?

– Многое из того, что с нами происходит и наполняет нашу жизнь, не всегда находит выражение вовне. Наша жизнь во многом внутренняя, психологическая, но это не значит, что она неактивна, недеятельностна. То, что нас мучит, заставляет задумываться, мы часто носим в себе, а не проявляем в действиях. Да, возможно, люди об этом пишут в своих дневниках и письмах, может быть, все ограничивается простыми разговорами «на кухне», без участия в каких-либо акциях протеста. Но ведь это то, что людей искренне интересует! Это проблема общения, коммуникации, то есть важный момент политического самоопределения, самосознания. Поступки – это лишь одно из проявлений политической деятельности как таковой, и мне кажется не совсем точным, не совсем верным, если они необдуманны.

На протяжении долгих лет мы проводили исследования, которые касались
взаимоотношений школьника и общества, и у нас был такой вопрос (я его периодически задаю в опросах учащихся с 1996 года): «Какая форма выражения своего политического протеста для вас наиболее приемлема?» Были предложены самые разные варианты ответов: участие в митингах, забастовках, гражданском неповиновении, экстремистские акции, обращение в суд, обращение в СМИ, обращение к властям, обсуждение с друзьями и родителями, а также вариант «а не протестую»… Так вот, если сравнивать результаты опросов 2010 и 2020 годов, то по многим позициям динамики практически нет, процент детей, выбравших один и тот же ответ, остается почти неизменным. Например, это касается акций гражданского неповиновения – в 1996 году этот пункт отметили 5,3% ребят, а в 2020‑м – 3,2%. Замечу, выборка была очень большой, порядка 4000 школьников 9‑11‑х классов из разных субъектов РФ. И, подчеркну, опрос проводился весной 2020 года, то есть до активизации известных политических процессов.

Но вот вам, как говорится, информация к размышлению. В 2005 году политические протесты в семье обсуждали 14,5% подростков, в 2010 году – 6,4%, а вот весной 2020 года – 32,5%, то есть каждый третий. Это говорит об особой ситуации политизации в микросоциальном окружении подростка в последние годы. Примерно та же цифра и в обсуждении с друзьями: в 2010 году – 12%, в 2020-м ‑ 36,8%.

– Полагаю, интерпретировать это можно по-разному. Например, за эти годы наши подростки стали гораздо более политически продвинутыми и подкованными, более охотно обсуждают эти темы. Или же ситуация в стране настолько обострилась, что, хочешь или не хочешь, приходится ее обсуждать. А может быть, мы имеем дело с результатами целенаправленной политизации детей в угоду отдельным оппозиционерам. Не зря же некоторое время назад они решили делать ставку именно на школьников, привлекая их к участию в митингах протеста. Появился даже такой термин – «политическая педофилия».

– Как бы то ни было, следует констатировать: происходит политизация нашей жизни. Многие вещи, будем честными, напрямую связаны с экономической ситуацией, то есть касаются каждого из нас, и наших детей, разумеется, тоже. Налицо ухудшение материального благополучия многих граждан, социального расслоения общества, сокращений, увольнений, урезания зарплат… Дети все это видят, об этом говорят их родители, а поскольку каждый подросток считает себя взрослым, он вправе задавать вопросы. Еще раз подчеркну, что последние цифры мы получили по итогам опросов весной 2020 года. И на этот момент в стране с детьми «работали» не только оппозиционеры. Ставка на молодежь – это общий тренд, этим занимаются самые разные политические организации. В рамках опроса мы поинтересовались у детей, участвуют ли они в деятельности общественных объединений – военно-патриотических, национально-культурных, спортивных, религиозных, волонтерских и т. д. Оказалось, что в совокупности всем этим занимается почти половина школьников – 46,2%. Каждый второй занят какой-либо общественно полезной деятельностью (благотворительность, волонтерство, участие в деятельности творческих объединений и т. п.).

– А каждый первый? Я имею в виду участие в антисоциальных организациях типа АУЕ («Арестантский уклад един»)?

– Увы, есть и такие. Их, конечно же, гораздо меньше, но они есть. Кое-кого привлекают радикальные, националистические, уголовные и прочие течения. (В частности, относят себя к экстремистским организациям 0,9%, разделяют идеологию АУГ 0,8%.) На самом деле где-то в середине 90‑х я проводил подобные исследования на тему «Проблемы молодежи и молодежной политики». И результаты были очень интересными. Позже, в начале нулевых, было еще одно направление – «Проблемы толерантности в подростковой субкультуре и профилактика экстремизма». Но с тех пор мне столь крупных исследований не заказывали.

– Почему, как вы думаете?

– Я не знаю. Возможно, потому что у нас отсутствует как таковая стратегия управления образованием, нет целей, к которым мы бы стремились на протяжении долгих лет. А значит, подобные исследования мало кого интересуют на высшем уровне, сегодня гораздо более востребованы ситуативные моменты, программы, связанные с «мероприятиями», то есть люди, которые должны заниматься проблемами детства с учетом научных данных, «играют вкороткую». Чтобы заниматься по-настоящему стратегическими исследованиями, надо понимать, что ты этим будешь заниматься долгие годы, а не по принципу «через четыре года хоть потоп».

– Давайте все-таки вернемся к началу разговора. Итак, участие детей в политической деятельности – это нормально?

– Проблема самоопределения на данном возрастном этапе – главная во всем нашем разговоре. Есть некие нормы возрастного развития, фундаментальные проблемы этого периода и этапа. Согласно работам Павла Блонского, Льва Выготского, Эрика Эриксона и других основной сюжет юношеского подросткового кризиса – кризис идентичности, то есть проблема социального само­определения, когда политическая реальность для молодого человека становится очень важной и ключевой. Ему важно осознать: к каким социальным группам я принадлежу, в какие группы я стремлюсь. Мы много говорим о вертикальной и социальной мобильности. Но все эти планы строятся именно на фундаменте, базе процесса самоопределения.

– А не может ли быть так, что политика в данном случае не более чем условность, и самоидентичность упирается в довольно простую формулу – «Ты за белых или за красных, за «Спартак» или «Динамо», православных или мусульман? И вообще, ты с какого района?» Кто не наш, того ату!

– Это вы сейчас говорите про моральную дефективность (термин Выготского). В возрасте 14‑18 лет уже надо задаваться серьезными вопросами, интересоваться насущными жизненными проблемами. Не «Спартак» или «Динамо», а справедливость или несправедливость жизни. Человек начинает мыслить категориями, понятиями. У него меняется мышление, он пытается для себя логически что-то объяснить. А политическая реальность не укладывается в простую и тривиальную логику мышления, когда из А следует Б. Происходящее слишком сложно, ибо одно не переходит автоматически в другое. Молодой человек мучается этими вопросами, ведь, с одной стороны, у него есть юношеский максимализм, с другой стороны, в жизни он наблюдает невероятно запутанные сюжеты.

Налицо расхождение идеалов, которые дети обычно берут из книг и фильмов. Посудите сами, «Путешествие из Петербурга в Москву» актуально и сейчас, если это произведение прочитать внимательно. Там очень жестко поставлены этические проблемы, связанные с обществом, и они не потеряли важности до сих пор. А если почитать «Капитанскую дочку» с эпиграфом «Береги честь смолоду», если посмотреть, как ведут себя главные герои, это вскрывает целый пласт серьезнейших социальных проблем, очень важных для каждого подростка. Но что он видит вокруг себя, в стране и мире? Разве это соответствует его идеалам, представлению о том, как все должно быть на самом деле?

– О проблеме инфантилизации молодого поколения сегодня говорят очень много. Да, подросток должен задавать в этом возрасте серьезные вопросы, должен искать на них ответ. А что в реальности? Многие и до 30 лет о столь серьезных вещах не задумываются. А мы хотим, чтобы они в 14 задумались…

– Это не может зависеть от того, хотим мы этого или нет. Образовательный процесс, построенный на принципах культуросообразности и с учетом возрастной психологии, обязательно должен учитывать это просто как факт: в данном возрасте содержание образования и формы отношений педагогов с учениками связаны с тем-то и тем-то. Хотим мы или нет, оно есть, и обязанность школы – отвечать на неминуемо возникающие культурные вызовы. А просто констатировать тотальную инфантилизацию – значит просто самоустраняться из процесса. Если дети не ставят глубоких вопросов о себе и своем месте в этом мире, то все разговоры про роль школы в личностном развитии ребенка – пустой звук.
Мы говорим, что образование должно обеспечить, создать условия для полноценного проживания тех или иных возрастных этапов. Так вот, старший школьный возраст – это именно тот самый этап. Не случайно раньше выпускникам на выходе из школы выдавали документ – аттестат зрелости. Зрелости! Да, подростков интересует, кто какую музыку слушает, кто за какую футбольную команду болеет. Но ведь и на это все тоже надо реагировать, пытаться вместе с ними во всем этом разобраться.

– Так как же должны себя вести школа и учитель, чтобы помочь детям с наименьшими потерями и наибольшим положительным эффектом пережить этот сложный период?

– Замечательный литературовед и методист Григорий Гуковский говорил, что преподавание литературы в школе – это практическое литературоведение. Очень точное определение!
Нужно учить ребят читать текст с возможностью его углубления и понимания, обращая внимание на особенности языка, композиции, жанры. Все это добавляет нам смыслы, обогащает повествование. Так вот, то, о чем вы спрашиваете, касается практической политологии. Когда нам Даниил Эльконин читал курс по возрастной психологии, он говорил, что учитель – это общественный взрослый, он предстает перед учеником, по сути, как единственный, кто каждый день говорит с ним от лица государства и общества. Поэтому тут не в противостоянии «Спартака» и «Динамо» проблема, она гораздо глубже.

– Но ведь и в этом тоже, потому что детей такое противостояние тоже очень волнует.

– Совершенно верно, нужно учитывать интересы детей, их проблемы и потребности. И если какая-то тема трогает детей, заставляет их думать и переживать, обо всем этом учитель обязательно должен говорить с ними. Если учитель чего-то не знает или, что хуже, не хочет этого знать, это неправильно! Шалва Амонашвили часто начинает свои уроки с вопроса, что в данный момент волнует его детей. А потом переходит к тому, что волнует его самого.
Возникает субъект-субъектный диалог – основа обучения, воспитания и развития. Не только выслушать ребенка, понять его и отреагировать, но и задать ему свои вопросы, сделать так, чтобы он услышал тебя. Это тоже основа самоопределения.

– Я правильно понимаю, что в идеальном варианте, если школа всем этим будет заниматься, у детей не возникнет желания идти на всякие митинги и искать справедливость в противостоянии с властью?

– Думаю, да, они все это переживут в процессе осмысления и поиска решений – нормальных и цивилизованных. Они должны прийти к пониманию, почему наша жизнь устроена именно так и что стоит за той или иной проблемой.

– Боюсь, многие дети как раз поняли, в чем суть той или иной проблемы, и пришли к выводу, что решить ее можно именно через демонстрации и митинги.

– Вряд ли. Все не так просто. Эти дети на самом деле не находят решения и не чувствуют выхода. Обычно принято говорить: «Политика – дело грязное!» На самом деле это не так.
Если дети будут судить о политике именно так, значит, для них будет нормой, что там не существует никаких этических норм и правил. Реакция подростка на политические события заостряет момент социально-политических философствований, они реагируют на ту этическую проблему, с которой сталкиваются в этом поле политики. Правда – неправда, благородно – неблагородно, честно – нечестно. Вот эти этические (не моральные, а именно этические) принципы. Мораль ситуативна, классова и социальна в отличие от этики, которая безусловна. И так было всегда: «Не укради» – этически безусловное требование. А с моральной точки зрения она может быть уравновешена принципом «грабь награбленное».
Так вот, подростковый возраст – период романтизма и максимализма, когда реализуются усвоенные из литературы, песен, искусства установки. Выражаясь словами песни Высоцкого, «Значит, верные книги ты в детстве читал». Да, он прочитал эти книги. Но описанное там не стыкуется с реальностью. Что делать? Поэтому подросток и реагирует на этические проблемы в политической реальности. Это его главная реакция.

У Андерсена, помните, кто сказал, что «король-то голый»? Ребенок. И в этом отношении не стоит относиться к подростковой субкультуре сверху, свысока. Мол, какие-то инфантильные и несмышленые недомерки и недоумки с жиру бесятся, ни в чем не разбираясь. На самом деле подростки очень чутко улавливают то дрожание камертона, которое мы, взрослые, уже не слышим. Они реагируют на суть, на проблемы, на которые мы сами в силу своего опыта и обязательств перед другими людьми не обращаем внимания или просто вытесняем это из своего сознания. А они не могут с этим смириться, поэтому выражают свою позицию – да, межпоколенческую. Это важный этап воспитания и социализации, и я бы не стал бросаться оборотами, мол, детей бросают в топку, кидают на баррикады кому-то в угоду. Это их личностное развитие. Как говорил Василий Давыдов, «личностью надо выделаться!» Вот они и выделываются. Я инициативен, активен, самостоятелен, критичен, ответственен! Все это очень важный набор качеств, который в процессе получения образования должен выработать у себя каждый школьник.

– И вот тут мы упираемся в главную проблему. Всему этому детей должны учить учителя. И при этом они должны быть с детьми предельно честными и откровенными. Но способен ли педагог на это в современных условиях, когда сам он вынужден очень многое не озвучивать, делать то, что от него требуют, а не то, что он хочет?

– Это очень сложно! У учителя в обществе крайне непростая задача – пройти по лезвию бритвы, не обрезавшись и не свалившись в крайности. Поэтому легко осуждать педагогов, дескать, они делают не то и не так, надо все совсем иначе… А вот вы попробуйте-ка сами! С молодым поколением нужно уметь разговаривать не панибратски и тем более не жестко, авторитарно, надо сделать так, чтобы тебе доверяли и чтобы ты сам им доверял. Понимаю, гораздо проще самоустраниться от всех проблем, кроме своих внутренних, предметных, и ни на что не отвлекаться, кроме темы урока. Но ведь это не образование…

– Но этично ли (и морально ли?), когда педагог разговаривает с детьми о проблемах нашего общества, правах и свободах, и ему задают вполне резонный вопрос – мол, Вадим Иванович, вы сами-то чувствуете себя свободным в нашей школе и нашем обществе, а педагог отвечает, дескать, нет, я заложник ситуации, раб системы, вынужден писать кучу отчетов, говорить не то, что думаю, а то, что надо, потому что иначе меня сразу же уволят?..

– Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Наверное, здесь каждый человек сам для себя решает, что и как ему делать конкретно в этой ситуации. Универсальных ответов не существует. Есть проблема педагогического авторитета, о чем писали очень многие. Один способен сказать честно и открыто, другой нет, но это не значит, что одного мы всегда должны ставить в пример другому – ситуации и контексты могут быть очень разными.
Безусловен же лишь один этический принцип в педагогике: защити ребенка, прикрой его своим крылом! Как сделал это Януш Корчак. Дальше уже зависит от самого ребенка, полетит он или поползет, но, повторюсь, защити!

– А как же воспитание собственным примером? Совсем недавно победителя городского конкурса «Учитель года Ростова-на-Дону»-2020 Александра Рябчука уволили из школы за участие в несанкционированном митинге (и, как пишут, за проявление политической позиции в соцсетях). Вроде бы человек занимается практической политологией, не только говорит, но и делает, а вот поди ж ты…

– В данном случае человек взял на себя ответственность за свои поступки. Он не просто что-то сказал, но и подтвердил слова делом. Хочу напомнить, что я очень много общаюсь с педагогами из самых разных регионов и в курсе того, кто и с какими настроениями у нас сегодня работает в школах. Мне встречались и такие, кто открыто говорил: «Скинхеды правы!» Имеет ли право такой человек разговаривать на подобные темы с детьми, и тем более говорить о своих взглядах и предпочтениях? В любом случае надо воспринимать школу как единый организм, где каждая мелочь имеет значение. В одном случае можно сказать что-то, и это воспримут совершенно нормально, в другом случае этого говорить ни в коем случае нельзя, потому что не поймут. В школе, где выстроена авторитарная система взаимоотношений, не предполагается наличия у кого-либо своего собственного мнения, мировоззрения, поведения, и там даже школьное соуправление построено как некая иллюзия, фикция, потому что реальные рычаги управления находятся в руках только одного человека или «группы лиц». Если же в пространстве школы есть место для самовыражения каждого, то это место есть и для учителя тоже, он не исключение.

– Грубо говоря, если упомянутый ростовский учитель поступил именно так и его уволили, значит, он просто не вписался в гармонию той системы образования, той школы, в которой он работает. В другом месте его бы поняли и ничего бы ему не сделали. А он просто не учел чего-то и не просчитал последствий.

– Пожалуй, да. Хотя, признаюсь, я не готов обсуждать этот случай, не владея всей необходимой информацией, это было бы неправильно. Но, как говорил все тот же Василий Давыдов, тут важно восхождение от абстрактного к конкретному. И от общих фраз всегда очень важно перей­ти к конкретной ситуации. А не наоборот, когда по какому-то одному событию в отдельно взятой школе пытаются судить обо всей системе образования.

– Возможно, в практической политологии, о которой вы говорили, тоже есть два направления – политическая дедукция и политическая индукция…

– Это ваше определение. На самом деле все упирается в смыслы и переживания. И, работая с детьми, надо уметь отталкиваться от понимания того ключевого переживания, которое ими движет. В основе каждого их действия и поступка лежат эмоции. Важно понять, какие, и, поняв природу противоречия, работать с ними, проживать ситуацию, в том числе используя свой собственный опыт детских переживаний, но в положительном ключе. Надо уметь вспомнить себя в детстве, встать на позицию ребенка, увидеть и выстроить «зону ближайшего развития», как это понимал Выготский, а сегодня – учителя, работающие в парадигме развивающего обучения и педагогике сотрудничества.

Вадим МЕЛЕШКО