Как живется ребенку дома? Как он чувствует себя в школе? Есть ли у него возможность расти здоровым, образованным, развивать свои способности и удовлетворять насущные потребности? Положительные ответы на эти вопросы возможны, если соблюдаются права ребенка. Однако мир взрослых почти не слышит голосов детей. Им, взрослым, и самим сегодня тяжело в этом жестоком, нестабильном мире. Теперь представьте себе, какой же личностью должен быть человек, который поставил своей главной задачей, задачей всей своей жизни: защищать страдающего ребенка.
Бывают же такие лица! Открытое, доброе, спокойное, оно располагает к себе с первой же секунды. Достаточно только заглянуть в эти полные ласки глаза – и сразу хочется распахнуть навстречу свою душу. А волосы, светлые, теплые… Наверное, когда-то в них запуталось солнышко, да так и осталось там навсегда… Вот какой человек защищает наших детей в масштабах всей России. Заслуженный юрист России Наталья Яковлева – начальник Управления по правам ребенка Аппарата Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации (руководит аппаратом Владимир Лукин). Да, я забыла сказать о ее улыбке! Когда она улыбается, зимой расцветают ромашки. И поверьте, это не литературное преувеличение! Это доказательство того, насколько точно выбран человек для такой должности, как эта. Ведь прежде чем кинуться защищать, надо, чтобы тебя об этом попросили. А когда приедешь на место разбираться, надо, чтобы в тебя поверили, чтобы раскрыли перед тобой свою душу. Причем сразу, с первой же минуты.
…Наталья Алексеевна протягивает мне клочок бумаги. На нем нацарапаны слова, которые не просто царапают – разрывают сердце. Буквы пляшут вкривь и вкось: «Меня изнасиловали. Я нахожусь теперь в психушке». И подписано: Ваня (имя изменено). Я молча, сглатывая и вопрос, и ужас, смотрю на Яковлеву.
– Получила недавно, – объясняет она. – Была в апреле в Томске. Посещала два детских дома и, как обычно, раздала свои визитки. Вот Ванечка и воспользовался…
– И что теперь?
– Обратилась к прокурору области с просьбой проверить факты. Знаете, это ведь обычное явление: если подростка насилуют, и он об этом не хочет молчать, его запирают в психбольницу, колют сильными лекарственными средствами чуть ли не до беспамятства, такими как аминазин. Попробуй потом поговори с ним. И если ответ областной прокуратуры не удовлетворит нас, буду просить уполномоченного, чтобы Владимир Петрович обратился в Генеральную. Но это еще не все: я привлекла к проверке и членов Независимой психиатрической ассоциации России. Мальчик ведь считает, что отправлен в больницу незаконно. Вот независимые психиатры и посмотрят, что у него за диагноз. А потом мы сделаем выводы, и, возможно, я еще раз поеду в Томск. Хочу подчеркнуть: наше управление ни в коем случае не заменяет государственные структуры. Без прокуратуры мы не можем обойтись: ребенок же, возможно, изнасилован! Но мы должны заострить внимание на этом факте, а также посмотреть, насколько законны действия тех, кто поместил его в больницу, и добиться, если надо, и его выписки, и наказания виновных.
– А что вы делали в Томске? Зачем, как вы сказали, «смотрели детские дома»?
– Это была плановая проверка по соблюдению прав детей. Я подружилась там с Витей Жидковым. Этот парнишка поразил меня пониманием своих прав, стремлением к правозащитной деятельности! У Вити очень непростая жизнь. Вроде бы есть квартира, и даже двухкомнатная, но там живут две его сестры, в одиночку воспитывающие троих детей! Одной из них всего 16, а другой 19 лет. К нему несправедливо относятся в детдоме. Социальный педагог, как выяснилось, распускает руки, кричит на ребят. Пришлось обратиться к министру образования Томска. Вите, как обещали, подберут приемную семью, а социального педагога уволят. Уверена, она больше не будет там работать.
– Наталья Алексеевна, вы, как я понимаю, юрист по образованию. Много лет проработали народным судьей, затем стали судьей федеральным. Не трудно теперь заниматься детьми, их проблемами?
– А в школе я тоже работала, целых пять лет! Преподавала основы государства и права. К тому же я мама трех дочерей и бабушка девятерых внуков. Я хорошо, изнутри знаю проблемы многодетных семей, знаю, как к ним относятся чиновники. А когда в 1998 году в нашей стране появился Аппарат уполномоченного по правам человека, я пришла работать туда. Сначала была начальником трудового отдела, помогала людям осуществлять одно из своих главных прав – иметь зарплату. В том числе я помогла и многим учителям. Помню, пришло письмо из Воронежской области, от сельских педагогов. Я выехала на место и добилась-таки, чтобы им выплатили задолженность за восемь месяцев. Приятно вспомнить, ведь мой опыт такой помощи был тогда одобрен и распространен. В 2004 году появилось Управление по правам ребенка, и с тех пор я целенаправленно занимаюсь защитой детей.
Вообще-то, честно говоря, учителя не всегда вызывали у меня симпатию, когда, будучи судьей, я вела дела несовершеннолетних. Мало кто из них бился за ученика, в основном укоряли мальчишек, утверждали, что место им только в колонии. А подросток стоит, маленький, щупленький, его из-за барьера-то и не видно почти… Ужасно, что у нас долгое время не было специальной службы, борющейся за права детей. С приходом Лукина она наконец появилась. В нашем управлении, правда, всего четыре человека, но все люди – профессионалы, все – юристы с большим стажем. И объем работы с 15 октября 2004 года мы выполнили просто колоссальный.
Только в 2005 году в Управление по правам ребенка обратились 727 человек. Авторами этих письменных обращений стали в основном, конечно, взрослые, являясь законными представителями детей. Это бабушки-дедушки, родители, дяди с тетями. Но иногда писали в управление и сами ребята. За 2005 год восстановлены права 512 детей.
Много времени уделяется посещению детских учреждений. В Москве, например, наши сотрудники посмотрели детские дома №№11 и 19, детский дом-интернат №79, школу-интернат циркового профиля имени Юрия Никулина.
– Но 19-й детский дом, насколько я знаю, считается одним из лучших в столице.
– Согласна, – кивает головой Яковлева. – Или вот Сергиево-Посадский детский дом для слепоглухонемых. Я в восторге была от их работы. А вот что касается многих других… Скученность детей – вот одна из серьезнейших проблем. По 400 ребятишек! Где тут воспитателям заняться каждым ребенком, приласкать, обогреть сердцем! Возьмем Подмосковье. Красно-Дубравский дом-интернат, Сергиево-Посадский дом-интернат для умственно отсталых детей, Орехово-Зуевский психоневрологический интернат оставили у меня тяжелое впечатление. Это месиво из инвалидов! Это дурное обращение с детьми. Нет, директора, конечно, стараются показать «потемкинские деревни»! «А вот какие у нас прекрасные спальни», «А вот бассейн». Ладно. Подхожу к ребенку, спрашиваю: «Ты в бассейне плавал?» Нет, отвечает, никогда. Или плавал, но в том полугодии. Показуха.
Из Новосибирской области однажды пришла коллективная жалоба от детей, что их избивают. Это школа для ребят с девиантным поведением.
– Приезжаю, меня встречает дама – чиновница, – рассказывает Наталья Яковлева. – Вы знаете, говорит она мне, я только что из школы, разговаривала с детьми. Никаких жалоб они мне не высказали. Дети в этом заведении часто дерутся между собой – только и всего! С вокзала сразу едем за 200 километров от Новосибирска в поселок, где стоит эта школа. Директор меня ведет в мастерские. Смотрите, говорит, это наша гордость. Прошу всех взрослых удалиться и начинаю разговор с мальчишками. Очень скоро выясняется, что в школе самым популярным методом воспитания стал «анальгин». Один из них мне показали. Это палка, на которой крупно написано: «анальгин, 4 отряд». Можно ли придумать что-нибудь более циничное, спросила я даму-чиновницу. И та только и смогла, что сказать совершенно упавшим голосом: «Но почему они при мне-то ни словом не обмолвились?» Мне пришлось немедленно вызывать прокурора в эту школу. Было возбуждено уголовное дело.
– А что, дети всегда вам вот так вот, напрямую, рассказывают обо всем?
– Нет. Подчас мне помогает профессионально отработанное умение слушать и слышать, – улыбается Наталья Алексеевна моему наивному вопросу.
Этот профессионально отработанный слух помог ей выяснить, что в Сергиево-Посадском детском доме для умственно отсталых детей ребята делают… гробы. Для чего? Детей хоронить, которые умирают. А хоронят их… голыми. А могилы им копают… тоже дети.
Однажды, будучи в Смоленской области, она попросила показать ей какой-нибудь большой детдом для инвалидов. Ей ответили: он далеко, в Вязьме. Ладно. А куда детей из него потом направляют? В психоневрологический интернат? Поехали туда. Разговаривает она там с выпускницей из Вязьменского детдома о жизни, о том, о сем. И вдруг слышит от нее: «Хоть там, в Вязьме, у нас и был карцер, но разве его сравнить со здешним. За любой проступок сажают. Только вы не говорите, что это я сказала, иначе меня аминазином заколют». Так. Как же выяснить у руководства о карцере, чтоб девушку не подвести? Яковлева снова беседует, но уже со взрослыми. И снова слышит, уже от них: «Да все бы ничего, но вот карцер у нас…» А рядом как раз стоит директор. Отнекивается: «Ну какой же это карцер, скажете тоже. Это изолятор». Ведет, показывает – и в самом деле изолятор: аккуратненькие коечки, все чин-чинарем… Но не такой человек Яковлева, чтобы ее на мякине можно было провести – ни за что не отступит, докопается до истины. Снова идет разговаривать с людьми, и те понимают не с проверкой она, не «дама-чиновница». Она здесь, чтобы помочь. «А вон эту дверь с решеткой видите? Это и есть карцер», – наконец показывают они. Настояла, чтоб ее открыли. И… увидела: в комнате земляной пол, а на полу грязный матрац. Но директор стоит на своем: не карцер это, здесь ремонт. «Ну разумеется. Кто б сомневался. А решетка, я так понимаю, чтоб матрац не украли». Вернувшись в Москву, Яковлева прямиком направляется к Лукину докладывать об увиденном.
– Приятно, наверное, восстанавливать справедливость? – спрашиваю я, завершая нашу встречу. – Особенно в такое время, как сейчас?
– Да, в наше время это непросто, но как радостно получать письма с благодарностями.
«После двухлетнего издевательства над нашей семьей паспортно-визовой службы, после отказа в регистрации нашего ребенка всех судебных инстанций, вплоть до Верховного суда России, благодаря вашему вмешательству наш сын был зарегистрирован по месту жительства. Выражаем признательность за вашу результативную работу по защите прав ребенка». Вот такое письмо недавно пришло из Тольятти от Натальи и Сергея Калюжных, у которых родился сын, а вот зарегистрировать…
Есть-таки справедливость!
NB!
Куда следует обращаться за защитой прав ребенка
Россия – Москва, Управление по правам ребенка Аппарата Уполномоченного по правам человека в России, начальник управления Наталья Алексеевна Яковлева, телефон 207-44-40.
Дагестан – Махачкала, уполномоченный по правам ребенка Интизар Асадуллаевна Мамутаева, т. 67-88-05.
Саха (Якутия) – Якутск, Анна Афанасьевна Соловьева, т. 42-49-87, 43-49-87.
Краснодарский край – Краснодар, Галина Викторовна Коновалова,
т. 68-43-15.
Красноярский край – Красноярск, Альбина Дмитриевна Комович, т. 65-43-09.
Волгоградская область – Волгоград, Татьяна Николаевна Алексеева,
т. 30-70-09.
Вологодская область – Вологда, Валентина Александровна Головкина, т. 72-60-22.
Ивановская область – Иваново, Наталья Львовна Ковалева, т. 41-14-40.
Кемеровская область – Кемерово, Марина Юрьевна Роо, т. 34-94-52.
Новгородская область – Великий Новгород, Надежда Александровна Лисицина, т. 73-13-30.
Самарская область – Самара, Татьяна Владимировна Козлова, т. 332-75-62, 332-29-91.
Саратовская область – Саратов, Тамара Петровна Милевская, т. 26-16-61.
Москва – Алексей Иванович Головань, т. 957-05-85.
Санкт-Петербург – Любовь Григорьевна Тарита, т. 444-79-12.
Комментарии