На чтение: ≈ 11 мин.Летом 1940 года Твардовский с женой и дочерью приехал в подмосковное Остафьево. Былая усадьба князей Вяземских, пушкинский музей при последнем владельце графе С.Д.Шереметеве трансформировались в дом отдыха. Твардовские заняли две комнаты на втором этаже центрального дома, примыкавшие к овальному залу с мраморными полуколоннами. Это стоило 130 рублей в сутки. После комнаты в коммуналке по Большому Могильцевскому переулку, где они ютились, условия пребывания граничили с роскошью.
Михаил ШАПОВАЛОВ, сотрудник Государственного музея-усадьбы «Остафьево» – «Русский Парнас»
Твардовский записывал в дневник: «…так ни моя семья, ни я сам еще никогда не жили». Поэт приехал в Остафьево для работы над книгой стихов. Предстояло довести до нужного уровня стихи последнего времени и написать по возможности новые. Результат по замыслу поэта и будет «главным урожаем» года.
Писать стихи в доме, чьи стены помнят голоса Карамзина и Василия Жуковского, стихи Петра Вяземского и Александра Пушкина, – для этого нужна была уверенность в своем праве. В юности он не посмел бы. Но «Страна Муравия» и дороги военного корреспондента, недавно им пройденные, подтверждали такое право. Он начал правку записей в рабочей тетради с «Загорья», стихотворения, давшего запев памяти, которая вела его в родные места, на отцовский хутор.
В комнате еще было холодно, но в парке крепла свежая зелень. Видны были из окна дорожки, посыпанные желтым песком, и ветви крон под чистой синевой сельского неба.
В одно из остафьевских утр с маху, неожиданно для себя самого Твардовский написал стихотворение «Хлеб». В нем зримо раскрывается картина богатого урожая, весомы размышления поэта в балладном стихе:
Поле набок покосило,
Колос тот – что цеп.
Вековая встала сила,
Мировая – хлеб.
Хоть налево, хоть направо
Глянешь – степь и степь,
Хлеб и хлеб – всему держава,
Честь и слава – хлеб.
Почему, на этот новый
Глядя урожай,
Не рожать детей здоровых –
Каждый год рожай.
Почему от года к году
В стороне любой
Веселей не жить народу –
Можно. Хлеб такой!
Ровный, солнцем золоченный,
В поле на корню
Пахнет хлебом он печеным,
Гуще день ко дню…
Планомерно перерабатывал Твардовский стихи о героях Финской кампании, составивших ядро будущей книги. Опубликованные в газете ленинградского фронта «На страже Родины», они несли на себе отпечаток поспешности, теперь следовало их «вызвать к длительной жизни». Стихи – рассказы о дивизионном кузнеце Григории Пулькине, шофере Владимире Артюхе, летчике Михаиле Трусове – образчики публицистики, рассчитанной на массовую аудиторию. И пожалуй, из сегодняшнего «далека» на их фоне ярче выделяется стихотворение «Зашел я в дом, где жил герой…». В нем нет пафоса, его заменила нота сострадания к несчастной матери; вся ситуация названа поэтом впечатляюще, она легко узнается и в наши дни.
«Страна Муравия» не исчерпала для Твардовского тему коллективизации в деревне. Память чутко откликалась на ломку старого быта и ростки нового.
Садик в поле открытом,
Ни избы, ни трубы.
В землю новые врыты
В новом месте столбы.
Стены новые выше,
И не первый им год.
И под самую крышу
Новый сад достает.
Клонит яблоньки ветер,
Гонит по полю рожь.
Все другое на свете –
Жить захочешь – поймешь.
На днях ему исполнилось тридцать лет. Время зрелости. Отметили дату скромно, по-семейному.
Среди поэтических пристрастий Твардовский выделял для себя Некрасова. Любил Бунина. Всегда отзывался о нем с большим пиететом. (Не грех вспомнить – за любовь к Бунину можно было «схлопотать срок», ведь он эмигрант и «контрреволюционер».) К современникам Твардовский предъявлял жесткие требования. Говорил собеседнику: «О деревне мало сказано… Ну, Есенин, конечно. Но у него деревня еще старая… Павел Васильев? Этот деревни не знал. Фигляр. Красные сапожки». Хвалил Исаковского и Николая Дементьева («Мать»). К поэтам, причастным к модерну начала ХХ века, относился по-разному. Блока, признавался, может читать «только из-под палки». К бывшему акмеисту Мандельштаму испытывал приязнь. Ценил Багрицкого. Когда речь заходила о Сельвинском, Луговском, Заболоцком – предпочитал отмалчиваться. Главным критерием в его оценке было установить: от жизни идет поэт или от книги. Поэтов «книжных» не любил. На вопрос, как он относится к Пушкину, Твардовский отвечал дипломатично: «Мне «Кому на Руси жить хорошо» по материалу ближе, чем «Онегин».
В Остафьеве Твардовский пересмотрел свой взгляд на Маяковского. Записывал в дневнике: «Как он хорош для советской улицы, с его живым, серьезным, мыслительным интересом ко всему, что делается и устраивается по-новому. Как он хорош для глаза на заграницу, на Париж, Америку и пр. И легко примириться с наивностью и прямолинейностью воззрений его на искусство, в том числе и на собственное свое».
В одну из прогулок, зорко замечая овес по грудь в поле, высокое небо, манящую прохладу от ельника и ощущая медовый запах цветущих лип, Твардовский задумал «поставить точку» в цикле стихотворений о Даниле. Мастер по плотницкому делу, дед Данила, рад услужить каждому. В лесу он подбирает дубовый молодняк для всяческих художественных поделок.
И как будто в сон склонило.
День к концу. Пора назад.
Вышел из лесу Данила –
Мухи белые летят.
С рукава снежинку сдунул.
Что-то ноша тяжела.
«Вот зима пришла, – подумал,
Постоял. – За мной пришла».
(«Дед Данила в лес идет»)
Стихотворение это, как и весь цикл («Про Данилу», «Как Данила помирал», «Еще про Данилу», «Дед Данила в бане»), раскрывается в характерной для Твардовского манере разговорной речи. Не обошлось и без грубоватой шутки: «Дед Данила дуба дал». Все в полном согласии с признанием, которое находим на страницах дневника остафьевской поры: «Рассказчики, песенники, балагуры – развили меня как поэта. Запасом, перенятым от них, я живу творчески до сих пор и в дальнейшем буду жить… И что-то главное добываю я сам, как таковой».
По-иному звучит написанное тогда же стихотворение «Осень». В нем автор демонстрирует любовь к каждой детали осеннего пейзажа, по-бунински точной:
День пригреет – возле дома
Пахнет позднею травой,
Яровой, сухой соломой
И картофельной ботвой.
Но уже темнеют реки,
Тянет кверху дым костра,
Отошли грибы, орехи.
Смотришь, утром со двора
Скот не вышел. В доме пусто.
Белый утренник зернист.
И свежо, морозно, вкусно
Заскрипел капустный лист.
Недаром хрестоматийную «Осень» десятилетия будут печатать в школьных учебниках. Лучшим из написанного им в Остафьеве Твардовский считал «Поездку в Загорье». Это большое повествовательное стихотворение уместно сравнить с «Возвращением на родину» Есенина. Тема как будто одна. Но у Есенина «возвращение» пронизано лиризмом (он дома, он в семье), не то у Твардовского. За декларативными вставками (земляки «вышли в люди») звучит трагедийная нота: деревня опустела, одни женщины, дети и старики, нет мужиков. Их разметало по свету после насильственной коллективизации и сселения хуторов. Твардовский дает запоминающийся образ: «…время, как ветер, шапки рвет с головы». А в застолье по случаю его приезда поет Петровна старинную грустную песню: «И она ее пела,// Край платка теребя,// Словно чье-то хотела// Горе взять на себя».
За два месяца проживания в Остафьеве Твардовский подготовил к печати книгу стихов в полторы тысячи строк. Погода после прошедших дождей и похолоданий вновь повернула к лету. В дневнике Твардовский признавался: «…уезжать грустно. Какой-то период жизни – как говорит Бунин – безвозвратно канул, прошел». Рискну предположить: Остафьево в хронике жизни Александра Трифоновича Твардовского не случайный эпизод. Начав собирать библиотеку, в числе первых книг он приобрел «Старую записную книжку» Петра Вяземского (М., 1929), который владел Остафьевым. Книга эта, по свидетельству родных поэта, читалась им внимательно и неоднократно. Твардовский умел ценить чужой ум. Высказывания князя о русской и европейской жизни, о политике, о достижениях изящной словесности и прочем привлекали трезвостью оценок и авторской парадоксальностью. Перечень лиц, составивших себе имя в русской литературе и переступавших порог усадьбы Остафьево, не мог не обратить на себя внимание Твардовского. Представилась возможность – он, продолжая традицию, побывал на гостеприимной остафьевской земле.
Между тем война подступила к западным границам СССР, где накапливали мощь германские дивизии…
Выбор читателей
Комментарии