“Она посмела не знать, чего НЕЛЬЗЯ”

Кто-то подсчитал, что если собрать все экземпляры книг Астрид Линдгрен и поставить одну книгу на другую, то их высота превысит высоту Эйфелевой башни. Но как измерить любовь и признательность миллионов людей, воспитанных на ее книгах? Любовь и признательность – самый прочный памятник. И эти чувства стараются выразить все, кого “УГ” попросила поделиться мыслями о писательнице.

Ирина АРЗАМАСЦЕВА, критик:
– Мне кажется, ей удалось создать новый тип детской литературы, отличный от всего, что мы знаем. В ее книгах рассказывается не столько о детях и детстве, сколько о мире вообще. О мире, каким его видит ребенок. Ее книги непедагогичны в лучшем смысле этого слова. Мало того, что они не содержат морали, не дидактичны, а временами антидидактичны. Нам только кажется со всей нашей наукой о детской психологии, что мы имеем представление о том, что такое ребенок и детский мир. Но это иллюзия. Потому что мало кто из нас по-настоящему помнит себя ребенком. Таковы свойства памяти. И потому ребенок для нас все еще загадка. Астрид Линдгрен – единственная из детских писателей XX века, кто показал нам тайну детского мира. И этот мир во многом не совпал с нашими психолого-педагогическими, обывательско-научными представлениями. Как ей удалось подобрать ключи к этому детскому миру? По-моему, это просто гениальность…

Дмитрий ЕМЕЦ, детский писатель:
– Мое знакомство с детской литературой началось именно с ее книг. Интересно, что Линдгрен неоднократно говорила в своих интервью (я их читал на шведском языке), что у западного читателя наиболее популярна сказка “Пеппи Длинныйчулок”, а у читателя российского – сказки о Карлсоне. Ни в одной стране Карлсон не был издан таким большим совокупным тиражом, как в России.
Астрид Линдгрен удивительно мощно вошла в детскую литературу. Кроме детских книг у нее есть очень интересные материалы по истории Швеции. Они включены у нас в полное собрание ее сочинений, но интересны больше для шведов. Культура детской литературы тяготеет к универсуму. Меня потрясло известие о ее смерти. Будем надеяться, что появится писатель, который придет ей на смену.

Юрий ЭЭЛЬМАА, учитель литературы (Санкт-Петербург):
– На мою жизнь оказали воздействие несколько героев, один из которых – Карлсон. Это действительно редкостный персонаж, вызывающий, несмотря на обилие негативных черт, непреодолимое притяжение ребенка. Хорошо это или плохо – быть воспитанным на самолюбивом, гордом, эгоистичном Карлсоне? Однозначно хорошо, так как при всем этом “букете достоинств” у Карлсона была черта, реабилитирующая его по всем статьям, он был феноменально жизнерадостен! Выйдите на улицу, проедьте в транспорте, взглядитесь в хмурые лица. Эти люди – обворованные в детстве на Карлсона! Забывшие, что нормальной реакцией человека на ежедневные проблемы должно быть хрестоматийное: “Пустяки, дело житейское!”
Только что прочитал мнение политика Валерии Новодворской, опубликованное в электронной почтовой рассылке “VIP-версия”. К ней у меня нет никаких антипатий. Но ее высказывание произвело на меня удручающее впечатление. Ей показалось, что история про Карлсона – веселая, но лишенная философского подтекста. Она рекомендует иметь в домашней библиотеке “для малых детушек” книги Линдрен… Я говорил о людях, “обворованных на Карлсона” и потому слишком серьезных. Хочу спросить уважаемую госпожу Новодворскую: а вы в любой сказке ищете философский подтекст, считая, что его отсутствие – характеристика литературы лишь для “малых детушек”? Просто ради удовольствия, ради улыбки на лице разве нельзя открыть книжку? Простите, но мне искренне жаль вас, вам, наверное, очень непросто жить…

Владимир ПОРТНОВ, главный редактор журнала “Студенчество. Диалоги о воспитании”, писатель:
– Если перефразировать название ее сказки, то не Карлсон живет на крыше, то есть над нами, а она… Она всегда будет жить немножко над нами. И мы, и наши дети будут к ней тянуться. Она умела делать самое главное – умела быть смелой, как ребенок. Мы, взрослые, трусливей. Мы знаем, что многое нельзя, а ребенок знает, что все можно! Для него понятий “смерть”, “старость” не существует. Это будет когда-то и со всеми было, но он-то при чем! И она могла быть такой же… Линдгрен сумела сохранить эту смелость, эту раскованность ребенка. Она посмела не знать, чего нельзя. А эта смелость сопутствует всем гениальным открытиям.