Он думал о русской Сорбонне

5 марта – 300 лет со дня рождения Василия Кирилловича Тредиаковского, русского просветителя и поэта.

Пушкин, отмечая удивительную способность императора определять людей с первого взгляда, писал: “Всем известны слова Петра Великого, когда представили ему девятнадцатилетнего школьника Василия Тредиаковского: “Вечный труженик”. Какая точность в определении! В самом деле, кто был Тредиаковский, как не вечный труженик? Действительно, новейшая биография Василия Кирилловича, не отделимая от его научно-литературных трудов, лишь подтверждает петровское определение. Само же знакомство состоялось в 1722 году в Астрахани, куда Петр прибыл вместе с Дмитрием Кантемиром, отцом другого русского поэта того времени, и его секретарем Иваном Ильинским. Беседы с последним раскрыли перед юношей Тредиаковским мир знаний. В 1723 году он, сын небогатого священника, бежит в Москву, в славяно-латинскую академию, а через два года совершает второй, более смелый “побег” за наукой – отправляется в Гаагу. А оттуда – в Париж и там в Сорбонне – в лучшем европейском университете того времени – учится три года. В 1730 году Тредиаковский возвращается в Россию во всеоружии европейской филологической науки. Потом – служба в академии наук, литературная борьба с Ломоносовым и Сумароковым. И вечные нелады с этой самой академией, продолжавшиеся вплоть до выхода в отставку в 1759 году. Вот что пишет о Тредиаковском специалист по русской литературе XVIII века Г.А. Гуковский: “Он стал просветителем в европейском смысле этого слова, но вплоть до последних своих произведений остался человеком схоластической культуры. Об этом свидетельствует такая всем известная особенность его языка, как запутанность конструкции, смешение латинских оборотов речи с самыми тривиальными случаями просторечия, предпочтение трудных способов выражения, школярский педантизм. Это создало ему еще в 1750 – 1760-х годах особое положение в литературе, сделало легким предметом насмешек, стало одной из причин печального, а верней трагического характера его биографии”.
Да, многим была смешна и непонятна фигура этого филолога-эрудита. Известно, что он был частой мишенью для эпиграмм, предметом нападок, довольно грубых, что был он одинок. Стоит добавить к этому личные бедствия (три раза, к примеру, поэт погорел) и нужду, полунищенскую жизнь после выхода в отставку, забвение под конец жизни. Что руководило им в его титаническом труде? Прежде всего говорят об этом собственные предсмертные слова Тредиаковского: “Исповедую чистосердечно, что после истины не ценю дороже в жизни, как услужение, на чести и пользе основанное, досточтим по гроб моим соотечественникам”. Он мечтал о русской Сорбонне, им руководила могучая страсть служить русской литературе и научной культуре. Из всего им совершенного два по крайней мере дела – основание тонического стихосложения и создание русского гомеровского гекзаметра – являются заслугами исторического значения.